Что такое тай цзи цюань? происхождение, техники и принципы китайского боевого искусства. Школы Тай цзи цюань

Тай сюань цзин

Развертывание сокровенного

Сокровенное — оно во мраке располагает десять тысяч вещей, но его форма не видна. Оно из пустоты рождает принципы, соприкасается с одухотворенным разумом и создает установления, пронизывает древнее и настоящее, разделяя категории всего сущего; переплетает между собой силы инь и ян и развязывает жизненные начала. Одно разделяется, другое соединяется, таким образом образуются небо и земля. Небесные тела и солнце вращаются по своим кругам, твердое и мягкое соединяются 1 . Все возвращается на свои первоначальные места, конец и начало всего определены. Одно рождается, другое умирает, их судьба ясна.

Подняв голову, узришь [небесные] образцы; опустив голову, усмотришь, что делается на земле. Изучай природу — и познаешь судьбу; отыщи начало — и увидишь конец. Три элемента мира 2 имеют общую основу, обильное и тощее отделены друг от друга; круглое рассеивает, квадратное собирает 3 ; при выдохе образуются текучие тела, при вдохе образуются застывшие формы. Поэтому все, что охватывает Небо, называется пространством; все, куда простирается пространство, называется вселенной.

Солнце и луна уходят и приходят, то прохладно, то тепло, благодаря такому закону формируются все вещи. Благодаря календарю упорядочиваются времена года. Законы и календарь — переплетающиеся пути, и в этом виден замысел совершенномудрых 4 .

День любим, а ночь ненавистна. Сначала день, а потом приходит ночь. Тут граница между силами инь и ян. Ночь — это крайнее проявление инь, день — это крайнее проявление ян. Силы инь и ян сливаются как должно, этим разделяются счастье и беда, разграничиваются пути государя и подданного, отца и сына, мужа и жены. Поэтому солнце движется к востоку, небесные тела движутся к западу. Небесные тела и солнце движутся в противоположные стороны, силы инь и ян движутся, переплетаясь друг с другом. Смерть и жизнь взаимно соединены, этому правилу подвержены все десять тысяч вещей. Поэтому сокровенное воспринимает связи Поднебесной и соединяет их. Только сокровенное объединяет [вещи] в роды, расставляет их по местам, уясняет то, что в Поднебесной неслышимо, делает отчетливым то, что в Поднебесной незримо!

Место сокровенного скрыто, и пределы его покрыты мраком; толща его глубока, и корень его мельчайший; оно скрывает свои действия и не объясняет, почему оно так делает. Поэтому сокровенное с достоинством простирает перед человеком свои дали, широко раскрывает перед человеком свое величие, представляет человеку свою глубину, намеком призывает человека не замечать ее сокровенности. Молчащее и объединяющее в себе все — это сокровенное; черпающий оттуда и рассеивающий его — это человек. Отыскивать ворота к нему, открывать вход в него, овладевать ключом к нему и, наконец, добиться отклика — как же можно поступать иначе!

То, что человек любит, но ему не хватает, это доброе; то, что человеку отвратительно, но имеется в избытке, это ненавистное. Благородный муж изо дня в день стремится к тому, чего ему не хватает, и отбрасывает то, что у него в излишке; это близко к смыслу сокровенного. Подними голову — и усмотришь его вверху; опусти голову — и разглядишь его внизу; встань прямо и наблюдай его спереди; отбрось его и забудь о нем, а оно окажется сзади. Невозможно и надеяться отвернуться от него, вдруг нежданно-негаданно обнаруживаешь его место — таково сокровенное.

Поэтому сокровенное действует повсюду. Увидеть его и познать — в этом [заключается] ум; узреть его и возлюбить — в этом [состоит] человеколюбие; смело решать и принимать меры — в этом храбрость; правящий всем и использующий все до конца — это справедливый; могущий сопоставлять вещи между собой — это постигший его; ничем не связываемый и не сдерживаемый — это совершенномудрый; столкновение со своевременным или с несвоевременным — это судьба; то, что позволяет из пустоты образовать десять тысяч вещей, называется Путем; добиться того, что следуешь неизменным принципам Поднебесной, называется добродетелью; проявлять всеобщую любовь ко всему живому называется человеколюбием; находить свой способ воздействия на каждого противника называется чувством долга; овладеть Путем, добродетелью, человеколюбием и чувством долга и поступать в соответствии с ними называется основой всякой деятельности.

То, что освещает [нам] небесные деяния и делает ясными десять тысяч вещей, называется ян; то, что скрыто в бесформенном и углублено в неизмеримом, называется инь. Ян познает ян и не познает инь; инь познает инь и не познает ян. Только сокровенное знает инь и знает ян, знает остановки и знает движение, знает мрак и знает свет.

То, чем взвешивают, это весы; то, чем измеряют объем, это меры; грязное требует очищения, представляющее опасность требует усмирения. Отстранение от истинного непременно приводит к фальши, отстранение от фальши непременно приводит к истинному. Истина и фальшь отталкиваются друг от друга, и пути благородного мужа и низкого человека становятся различимыми. Сокровенное — это то, чем доводят до меры и взвешивают, высокое оно уменьшает, низкое оно возвышает, избыточное оно умаляет, недостаточное оно прибавляет, ясное оно делает определенным, сомнительное оно делает понятным. Задумываться о нем — это размышлять, утверждать его — это действовать, говорить о нем — это спорить, достигать его — это уяснять.

Небесная широта показывает людям свою одухотворенность; земное спокойствие показывает людям свою ясность. Небо и Земля занимают определенное положение, одухотворенность и ясность связаны воедино. Есть первый, есть второй, есть третий [элементы мира] 5 . Каждый из них имеет свое собственное положение, они охвачены «девятью местами» 6 , их концы и начала связаны между собой, между верхом и низом нет щели. Сокровенное вникает в узоры Дракона и Тигра, наблюдает за поведением Птицы и Черепахи 7 , движение небесных светил оно связывает Великим началом 8 , подчиняет их водительству звезд Сюань и Цзи, держит их в равновесии звездой Юйхэн 9 . Круглое и квадратное взаимно притерты друг к другу, твердое и мягкое взаимно переходят друг в друга. Процветающее идет к упадку, погибшее возрождается к жизни, то, что содержит наполненное, содержит и пустое, движение и остановки не длятся постоянно.

Небо и Земля устроены, поэтому существует система почитаемого и презренного; четыре времени года идут чередой, поэтому существует преемство отца и сына; музыкальные лады и календарь образуют гармонию, поэтому отношения государя и подданного строятся на определенных принципах; постоянное и изменчивое переплетены друг с другом, поэтому все дела поддаются разбору; сущность и внешность выражены в видимых формах, поэтому становится очевидным, что есть существующее и несуществующее 10 ; счастье и несчастье выявляются в гаданиях, поэтому добро и его противоположность ясно различимы; пустое и наполненное отталкиваются друг от друга, поэтому все сущее взаимосвязано. Если ян не достигло предела, то инь не прорастет; если инь не достигло предела, то ян не высунется. Предельный холод рождает жару, предельная жара рождает холод. Идеально прямая дорога искривляется, кривая дорога выпрямляется. Сокровенное движется — и каждый день возникает то, чего раньше не было, а это несет благо новому. Оно покоится — и каждый день гибнет то, что было раньше, а это несет погибель существующему. Поэтому измеряй его хоть водяными часами, меряй его хоть солнечными часами 11 — оно все равно вернется к своему порядку, возвратится на свой путь. Благодаря сокровенному видны невидимые формы, обнаруживаются необнаруживаемые начала, дается взаимосвязь всему сущему. Наверху оно связано с Небом, внизу оно достигает предельных глубин. Оно так тонко, что скрывается внутри травинки; оно так широко, что охватывает все в пределах земных границ. Его путь проходит во мраке и закончен в своей целостности. Оно дает существование существующему и несет гибель погибшему, делает мельчайшим мельчайшее и огромным огромное, кладет начало началу и конец концу. Что близко к сокровенному, с тем близко и сокровенное; что далеко от сокровенного, от того далеко и сокровенное. Это похоже на небесную голубизну. На востоке и на юге, на западе и на севере, где ни поднимешь голову, нигде не найдешь места, где бы его не было. Но если опустить голову, то не увидишь его. Разве это Небо отвернулось от человека? Человек сам отвернулся.

Наиболее близко к сокровенному положение, [возникающее] сразу же после зимнего солнцестояния и полуночи. Тут есть продвижение вперед, но предел еще не достигнут; есть отступление, но оно не дошло до крайней точки; есть пустота, и она не наполнена. Поэтому все это называется близостью к сокровенному. Наиболее удаленное от сокровенного положение сразу же после летнего солнцестояния и полудня. Тут продвижение вперед достигло предела, и началось отступление; отступление достигло крайней точки, и началось возвращение; уже достигнуто наполнение, и началось сокращение. Поэтому все это называется удаленностью от сокровенного. Когда солнце идет к югу, все живое поворачивает к смерти; когда солнце идет к северу, все живое поворачивает к жизни. Когда Ковш 12 указывает на север, все живое опадает; когда Ковш указывает на юг, все живое расцветает. Когда солнце идет к югу, оно идет справа и возвращается налево; когда Ковш идет к югу, он идет слева и возвращается направо. Движение налево или направо определяет смерть или жизнь. Жизнь и смерть взаимосвязаны. Небо и Земля состоят в единстве. Небо — это одухотворенность живого, а Земля — это душа умершего.

Уяснение сокровенного (отрывок )

Тот, кто создает, непременно следует чему-то, и в этом проявляется естественность. Если то, чему он следует, велико, то и то, что проявляется, — крупно; если то, чему он следует, мало, то и то, что проявляется, — тоще; если то, чему он следует, прямо, то и то, что проявляется, — прямолинейно; если то, чему он следует, криво, то и то, что проявляется, — беспорядочно. Поэтому не отталкивай того, что есть; не прибавляй насильно того, чего нет. Бери пример с человеческого тела: если к нему что-либо добавить, то это излишне, а если от него что-либо отнять, то получается калека. Поэтому кости и то, что их облекает, — это естественность, а украшения и росписи — это деяния людей. Можно ли им что-либо прибавить или убавить?..

揚雄 , Ян Цзы-юнь. 53 до н.э., Чэнду обл. Шу (совр. пров. Сычуань), — 18 н.э. Философ, литератор, поэт, филолог. При императоре Чэн-ди (32 - 7 до н.э.) был цензором имп. совета. В период правления узурпатора Ван Мана (9-23 н.э.) занимался редактированием книг в придворной Палате небесных благодеяний (Тянь-лу-гэ). Дослужился до сановного титула да фу . Его биография изложена в «Хань шу» («Книга [об эпохе] Хань», цз. 87; англ. пер.: D.R.Knechtges, 1982). Основные философ. соч. — «Тай сюань [цзин]» («[Канон] Великого сокровенного/Великой тайны»; англ. пер.: D.Walters, 1987; M.Nylan, 1993; рус. пер.: Д.Уолтерс/А.Костенко, 2002; фрагментов: Ю.К.Щуцкий, 1960/1993; Е.П.Синицын, 1990), созданный в подражание «Чжоу и» , «Фа янь» («Образцовые слова»; пер. на нем.: E.von Zach, 1939; фр.: B.Belpair, 1960; фрагментов на рус.: Е.П.Синицын, 1990), созданные в подражание «Лунь юю» . Философские и этические взгляды Ян Сюна выражены также в поэтических произведениях гл.обр. в одическом жанре фу , носящих морализирующий характер и адресованных государю: «Фань Ли сао» («Опровержение „Скорби отрешенного“ [Цюй Юаня]»), «Гань цюань фу» («Ода [дворцу] Сладкого источника»), «Хэ дун фу» («Ода [местности] к востоку от [Желтой] реки»), «Си ле фу» («Ода занятиям охотой»), «Чан ян фу» («Ода [дворцу] Высокого тополя») и др. Филологич. труд, приписываемый Ян Сюну, первый в Китае диалектный словарь-тезаурус «Фан янь» («Местные слова»), является одним из важнейших источников по языковой ситуации в Китае эпохи Зап. Хань (кон. III — I вв. до н.э.). В нем все слова сгруппированы по смыслу, как и в первом толковом словаре «Эр я» («Приближение к классике», III — II вв. до н.э.), в эпоху Сун (Х - ХIII вв.) при формировании неоконфуцианства в кач-ве канона (цзин ; см. Цзин-вэй) включенном в собрание конф. классики «Ши сань цзин» («Тринадцатиканоние»). Первоначальное собрание произведений Ян Сюна было утеряно, а в эпоху Мин (XIV-XVII вв.) составлено «Ян Цзы-юнь цзи» («Собрание [произведений] Ян Цзы-юня»); в знаменитую литературную антологию Янь Кэ-цзюня (кон. XVIII — XIX в.) «Цюань шан гу сань дай Цинь Хань Сань-го Лю-чао вэнь» («Полное [собрание] письмен глубокой древности, Трех эпох, Цинь, Хань, Троецарствия и Шести династий») вошли сочинения Ян Сюна объемом в четыре цзюаня («свитка»).

Источником мира вещей Ян Сюн считал «сокровенное/таинственное» (сюань ), присутствующее в их «десяти тысячах родов» (вань лэй ), но не обладающее видимой «формой» (син ), «уловляющее [силы] инь-ян и тем самым производящее пневму (ци )». «Пневмы» инь-ян , «то разделяясь, то сливаясь, уготавливают Небо и Землю» («Тай сюань [цзин]», гл. «Цинь» — «Уловление»). Последние, «вступая в связь», рождают «десять тысяч вещей» (вань у ; см. ) («Фа янь», цз. 3 «Сю шэнь» — «Самосовершенствование»). Задача человеческого познания, по Ян Сюну, не преображение природы, а «подражание» (ни ) трем упорядочивающим началам космоса — Небу (тянь ), Земле и человеку (см. Сань цай) в их идеальных значениях.

Такого рода «подражание» тождественно «почитанию небесных циклов» (цзунь тянь чжи чоу ), к-рые он вычислял по модулю метонова цикла (19-летний чжан , 76-летний поу , 513-летний хуй , 1539-летний тун ), и одновременно — «контролю за небесной изначальностью» (доу и чжи тянь юань ) («Тай сюань [цзин]», гл. «Доу» — «Овладение»), т.е. естественному следованию глубинным природным закономерностям. Для их отображения Ян Сюн предлагал вместо 64 гексаграмм (гуа ) «Чжоу и» систему из 81 тетраграммы (шоу - букв.: голова), для начертания к-рых применены черты трех видов (сань мо ) — целые, единожды и дважды прерванные в четырех позициях (сы чун ), считываемых противоположно позициям (вэй ) гуа «Чжоу и» сверху вниз и называемых соответственно: фан (страна), чжоу (область), бу (район), цзя (семья). Последовательность тетраграмм в «Каноне Великой тайны» подчинена единому алгоритму, аналогом к-рого является алгоритм последовательности гуа , приписываемой Фу-си. При перекодировке в числа троичной арифметики последовательность тетраграмм образует ряд чисел от 80 до 0. Подобно «афоризмам» (цы ) «Чжоу и», сопровождающие каждую тетраграмму 9 строф составляют в сумме 729, что символизирует общее кол-во полусуток (дней и ночей, тождественных паре инь - ян ) в году, как и число всех черт (яо ) «Чжоу и» (6х64=384) - кол-во суток в «полном» году со вставным (эмболисмическим) месяцем. Однако система Ян Сюна, несмотря на свою филигранную выверенность и даже возможную укорененность в древнейшей гадательной практике эпохи Шан-Инь (2 пол. II тыс. до н.э.), что показали современные археологические открытия, не одолела в конкурентной борьбе систему гуа и сколь-либо сопоставимого распространения не получила (см. Сяншучжи-сюэ). Видимо, это прежде всего было обусловлено причастностью ее автора к заслужившей крайне негативные оценки в традиц. историографии деятельности Ван Мана, ревностным сподвижником к-рого он был. Впрочем в XI в. «Тай цюань цзин» прокомментировал знаменитый гос. деятель и ученый, член Ханьлинь академии и предтеча неоконфуцианстваСыма Гуан, установивший координацию между 81 тетраграммой и 60 гексаграммами, использовав 39 гексаграмм по одному разу и 21 - по два. Его комментарий вошел в состав классич. библиотеки «Сы бу бэй яо» («Главное в полноте четырех разделов», Шанхай, 1936).

Ян Сюн выделял два противоположных аспекта процесса мировых трансформаций — «причинность/преемствен-ность» (инь [2 ]) и «сменяемость» (гэ ) («Фа янь», цз. 4 «Вэнь дао» — «Вопрошание о Пути-дао »). «Естественный Путь-дао » (цзы жань чжи дао ) всего живого видел в его конечности («Фа янь», цз. 12 «Цзюнь цзы» — «Совершенный муж»), отрицал возможность вечной жизни (см. Сянь-сюэ). Рассматривал человеч. «природу» (син ) как «смешение (хунь ; см. Хунь дунь) добра и зла»: «совершенствование» (сю [1 ]) того или иного начала делает человека добрым либо злым («Фа янь», цз. 3). Ян Сюн акцентировал значение опытного подтверждения в познании («Фа янь», цз. 5 «Вэнь шэнь» — «Вопрошание о духе»; см. Шэнь ). «Наука/учение» (сюэ ) предназначена для «совершенствования [индивидуальной] природы», к-рую составляют «зрение, слух, речь, облик и мышление», — они могут быть либо «правильными» (чжэн [1 ]; см. Чжэн мин), либо «испорченными» («еретическими» — се ) («Фа янь», цз. 1 «Сюэ син» — «Воплощение учения в действии»). «Правильность» знания в соответствии с традиционным гносеологическим подходом мыслилось им не субстанциально, а генетически, т.е. определялось в первую очередь не соответствием реальности, а происхождением: «Заниматься изучением - хуже, чем заниматься поиском наставника» («Фа янь», цз. 1). Согласно тому же подходу, в оппозиции «знание - действие» (чжи - син) на первое место Ян Сюн ставил действие: «Высшее в учении - его воплощение в действии, уступающее этому - воплощение в слове, уступающее и этому - научение (цзяо ) других» (там же).

Источники:
Чжоу Цзу-мо, У Сяо-лин . Фан янь цзяо цзянь цзи тун цзянь («Местные слова», сверенные, прокомментированные и [снабженные] общим указателем). Пекин, 1956; Янь Кэ-цзюнь . Цюань шан гу сань дай Цинь Хань Сань-го Лю-чао вэнь» (Полное [собрание] письмен глубокой древности, Трех эпох, Цинь, Хань, Троецарствия и Шести династий). Кн. 1 - 4. Пекин, 1958; Цянь И. Фан янь цзянь шу («Местные слова» с пояснениями и толкованиями). Шанхай, 1984; Чжэн Вань-гэн. Тай сюань цзин цзяо ши («Канон Великой тайны», сверенный и растолкованный). Пекин, 1989; Тай сюань цзин (Канон Великой тайны) / Комм. Фань Ван. Шанхай, 1990; Ван Жун-бао, Чэнь Чжун-тянь. Фа янь и шу («Образцовые слова» со смысловым комментарием). Кн. 1, 2. Пекин, 1991; Линь Чжэнь-ай. Ян Сюн цзи цзяо чжу (Собрание [сочинений] Ян Сюна, сверенное и прокомментированное). Чэнду, 2001; Ян-цзы «Фа янь» и чжу («Образцовые слова» учителя Яна с переводом и комментарием). Харбин, 2003; Фа янь. Гл. 1, 3-5, 12. Тай сюань цзин (фрагменты) / Вступ. ст. и пер. Е.П. Синицына // Древнекитайская философия. Эпоха Хань. М., 1990; Уолтерс Д. «Книга Великой Тайны»: забытое дополнение к «Книге Перемен» / Пер. с англ. Киев, 2002; Chan Wing-tsit. A Source Book in Chinese Philosophy. Princ., L., 1963, p. 289 - 291; Yang Hsiung`s Fayen : Wörter strenger Ermahung / Üb. E.von Zach. San Francisco, 1976; Le Catechisme philosophique du Yang-Hiong-tsé / Tr. B.Belpair. Brussels, 1960; Walters D. (tr.). The Alternative I Ching. Wellingborough, 1987; Yang Hsiung . The Canon of Supreme Mystery / Trans. and ed. by M. Nylan. Albany (N.Y.), 1993.

Литература:
Кобзев А.И. Учение о символах и числах в китайской классической философии. М., 1994, указатель; он же . Философия китайского неоконфуцианства. М., 2002, указатель; Лисевич И.С. Литературная мысль Китая на рубеже древности и средних веков. М., 1979, указатель; Щуцкий Ю.К. Китайская классическая «Книга перемен». М., 1993, указатель; Фэй Цзин. Лунь «Тай сюань» ды чжэсюэ тиси (О философской системе «Великой тайны») // Чжунго чжэсюэ ши яньцзю (Исследования истории китайской философии. Тяньцзинь. Т. 6. 1982, № 1, с. 49 - 59; он же. «Тай сюань» юй «Чжоу и» чжи бицзяо яньцзю (Сравнительное исследование «Великой тайны» и «Чжоу и») // Чжоу и яньцзю луньвэнь цзи (Сборник исследовательских статей по «Чжоу и». Сб. 3. Пекин, 1990, с. 527 - 541; Knehtges D . R . The Han Rhapsody: A Study of the Fu of Yang Hsiung (53 B.C. - A.D. 18). Cambridge, 1976; id. The Han shu Biography of Yang Hsiung (53 B.C. - A.D. 18). Phoenix, 1982; Zach E. von. Zur Verteidigung des chinesischen Philosophen Yang Hsiung // Monumenta Serica. I (1935 - 1936), S. 186 - 191; Ziporyn B . A . Spatio-Temporal Order in Yang Xiong"s Taixuanjing // Early Medieval China, vol. 2, 1995-1996.

Ст. опубл.: Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. / Гл. ред. М.Л.Титаренко; Ин-т Дальнего Востока. - М.: Вост. лит., 2006. Т. 1. Философия / ред. М.Л.Титаренко, А.И.Кобзев, А.Е.Лукьянов. - 2006. - 727 с. С. 640-642.

Древнекитайская философия. Эпоха Хань . – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. –523 с .

Фа янь

Ян Сюн (53 г. до н. э. – 18 г. н. э.) – автор трактатов и «Фа янь » («Образцовые речи») и «Тай сюань цзин » («Книга о ве­ликом сокровенном»), крупный философ-конфуцианец , принад­лежавший к школе «древних текстов» (гувэнь цзя ). Он был вы­ходцем из семьи зажиточных крестьян, жившей в той местности, которая относится к современной провинции Сычуань. В воз­расте сорока с лишним лет Ян Сюн прибыл в столицу, где и начал свою политическую деятельность. Ян Сюн был сторонни­ком Ван Мана , претендента на китайский престол. Ван Ман был членом императорской семьи. В 8 г. н. э. захватил престол, свергнув малолетнего императора династии Хань , и объявил о воцарении новой династии Синь. Он пытался провести ряд ре­форм (в землепользовании, рабовладении, торговле и др.), окон­чившихся неудачей. Потерял власть в 23 г. н. э.; был убит пов­станцами во время знаменитого восстания «Красных бровей». Борясь против династии Хань , Ван Ман стремился дать новую интерпретацию господствовавшей тогда официальной идеоло­гии – конфуцианству. Во время пребывания Ван Мана у влас­ти (9 – 23) Ян Сюн был фактически официальным философом нового режима.

Ян Сюн стремился очистить конфуцианство от того эклек­тизма, который был характерен для философии западноханьского периода. Он решительно выступал против всех неконфуциан­ских школ, влияние которых на конфуцианство было в пред­шествующее время весьма сильным, однако сам не избежал влияния даосизма с его наивной диалектикой.

В своих сочинениях Ян Сюн старался держаться проблема­тики трактатов, в которых, как тогда считалось, отражено под­линное учение Конфуция, прежде всего «Лунь юя » и «И цзина ». От Ян Сюна до нас дошло много сочинений (философские трак­таты, выступления по политическим вопросам, стихи, словари и т. п.). К числу важнейших из них принадлежат трактаты «Фа янь » и «Тай сюань цзин ».

«Фа янь » построен по схеме «Лунь юя » – в форме ответов учителя на вопросы учеников. В основном трактат посвящен этико-политическим вопросам. «Тай сюань цзин », образцом для которого послужил «И цзин », посвящен главным образом на­турфилософским вопросам. Именно в нем отразились наивно-диалектические черты мировоззрения Ян Сюна . По мнению сов-

ременных китайских исследователей, текст этого трактата весь­ма труден для понимания. Из этих двух сочинений для перево­да отобраны главы, которые позволяют с наибольшей полнотой представить как этико-политические, так и натурфилософские взгляды их автора.

Перевод глав «Фа янь » выполнен по тексту, вошедшему в т. 7 собрания сочинений древних китайских философов «Чжуцзы цзичэн » (Пекин, 1956). Перевод отрывков из «Тай сюань цзин » выполнен по тексту, опубликованному в 1936 г. в Шанхае в составе серии «Сыбу бэйяо ».

Е. П. Синицын

Глава первая. Осуществление учения

Учение 1 : высшее – осуществление его, уступающее этому – изложение его, уступающее и этому – научение другого. И тот, кто ничего такого не может сделать, – человек из толпы.

Некто спросил: «Если человек жаждет долголетия и из-за этого предается учению, то можно ли его назвать любящим уче­ние?» Отвечаю: «Это нельзя считать любовью к учению. Кто лю­бит учение, тот не жаждет ничего другого».

Не сохранен ли Чжун-ни Путь Неба? Чжун-ни передавал и толковал этот Путь, а когда его не стало, не сохранился ли он у нынешних конфуцианцев ? А если Путь Неба снова нуждается в передаче своих толкований, то лучше всего использовать кон­фуцианцев в качестве металлических колоколов с деревянными языками 2 .

Некто спросил: «Учение не приносит никаких выгод, что оно дает сущности человека?» Отвечаю: «Это необдуманные слова. Ножи нужно точить, яшму нужно полировать Е сли их не то­чить и не полировать, то какой от них прок? Когда точат и по­лируют – выявляется их сущность, иначе она не проявится».

Гусеница-шелкопряд лежит неподвижно, а оса взывает к ней: «Ты похожа на меня, ты похожа на меня. Пройдет много вре­мени, и ты станешь такой же, как я. Поторопись». Точно так же семьдесят учеников похожи на Чжун-ни 3 .

Того, кто закаляет себя учением, очищает себя размышле­ниями, отшлифовывает себя с помощью друзей, возвеличивает себя славой, завершает себя неутомимостью, того можно наз­вать любящим учение.

Конфуций учился у Чжоу-гуна , Янь Юань 4 учился у Кон­фуция Стрелок И и Фэн Мэн 5 ломали свои луки, Ван Лян 6 выбрасывал свою плетку, Лу Бань 7 бросал свой топор, и [все они] учились. Кто посмеет сказать, что это не так?

Некто спросил: «Те знамениты, эти знамениты, не все ли едино?» 8 О твечаю: «Среди рек имеются величайшие, среди гор имеются высочайшие. Они высоки и к тому же огромны. Чело-Еек из толпы не может их достичь» 9 .

Некто спросил: «Из века в век болтают об изготовлении золота, но можно ли в самом деле изготовить золото?» Отве­чаю: «Как я слышал, когда увидят благородного мужа, то спра­шивают его о том, как воспитать человека, а не о том, как соз­дать золото». Тогда тот спросил: «А человека можно воспи­тать?» Отвечаю: «Конфуций создал Янь Юаня». Тот человек изумился и сказал: «Как это верно! Я спрашивал о создании золота, а узнал о воспитании человека».

Учение служит для того, чтобы исправлять природу [челове­ка] . Зрение, слух, речь, выражение лица и помыслы – все это заключено в природе [человека]. Овладевший [учением] идет по правильному пути, не овладевший – по ложному.

О учитель! О учитель! Он – судьба для несмышленого . [Од­нако] чем самому овладевать учением, лучше постараться най­ти учителя. Учитель – образец и пример для человека. Но не­мало таких, которые принимают за образец тех, кто не являет­ся образцом, берут пример с тех, кто не является примером.

На одной базарной площади несметное число цен; в одной книге несметное число идей. На каждой базарной площади не­пременно должен быть человек, уравнивающий цены; для [по­нимания] каждой книги непременно должен быть учитель.

О учение! Научившись, можно ложью победить правду, тем более можно научиться правдой побеждать ложь. О! Обучаю­щийся доискивается до своей правды, и все. Некто спросил: «Как узнать правду и изучить ее?» Отвечаю: «Смотри на солнце и луну и узнаешь, как мелки все звезды. Равняйся на Совершен-номудрого 10 и узнаешь, как ничтожны все прочие учения».

Учение служит государевым делам, так заведено издавна. Яо , Шунь , Юй , Тан , Вэнь-ван , У-ван были [в учении] безоста­новочны , Чжун-ни был [в учении] нетерпелив, это тоже давнее дело.

Некто спросил, как продвинуться [по службе]. Отвечаю: «Нужно быть как вода». Тот спросил: «Потому, что она не от­дыхает ни днем, ни ночью?» Отвечаю: «Отчасти и поэтому. Но она сначала заполняет, а потом просачивается – ведь так ведет себя вода?» п

Некто спросил о том, как взлететь на службе лебедем? От­вечаю: «Не ходи туда, куда не следует ходить, не оставайся там, где не следует оставаться. Тогда и просочишься подобно воде».

«Осмелюсь спросить, как взрасти на службе подобно дере­ву?» Отвечаю: «Стоит внизу, а распространяется наверх, таково дерево. Оно также подобно воде».

Я не видел по-настоящему, чтобы кто-либо обстругивал свои добродетели, как он обстругивает колонны [у себя в доме] 12 .

У птиц и зверей чувства проявляются сами собой – не то у обычных людей; у мудрецов не так, как у обычных людей, а у совершенномудрых не так, как у мудрецов. Они определя­ются ритуалом и чувством долга, вот в чем дело. И если чело-

век не учится, то хотя и не знает забот, чем же он отличается от зверя?

Учатся потому, что хотят стать благородными мужами. Есть и такие , что хотят этого, но не становятся. Но не бывает таких , чтобы не хотели этого, а стали.

Конь, который мечтает стать необыкновенным скакуном, дол­жен пройтись в упряжке со скакунами; человек, который мечта­ет стать таким же, как Янь Хуэй , должен учиться у Янь Хуэя . Некто спросил: «Легко ли учиться у Янь Хуэя ?» Отвечаю: «Кто страстно хочет, тому легко. Ведь гово.рят , что в прошлом Янь Хуэй когда-то страстно мечтал о Конфуции, Чжэнкао Ф у когда-то страстно мечтал об Иньцзи Фу , Гунсунь Сисы всегда страст­но мечтал о Чжэнкао Фу 13 . У того, кто не хочет надеяться, ни­чего и не выйдет, а если кто хочет надеяться, то кто его удер­жит?»

Некто спросил: «Есть книги, которые согласны с канонами, но обычно в обществе ими не дорожат. Можно ли их использо­вать?» Отвечаю: «Можно». Тот человек засмеялся и сказал: «Да тогда по ним можно сдавать экзамены» и . На это отвечаю: «Большие люди учатся, чтобы уяснить Путь, низкие люди учат­ся ради выгоды. Вы учитесь для уяснения Пути? Или для вы­годы?»

Некто спросил: «Пахать землю, но не убирать урожай, охо­титься, но не устраивать угощений – можно ли это считать па­хотой и охотой?» Отвечаю: «Пахать Путь и получать Путь, охо­титься на добродетель и получить добродетель – вот сбор уро­жая и устройство угощения».

Я не рассматриваю сравнительного расположения звезд Шэнь и Чэнь 15 . Ведь благородный муж ценит путешествие за добром. Тот, кто путешествует за добром, – тот ученик совершенно-мудрого .

Все реки учатся у моря и идут к морю; холмы и пригорки учатся у горы, но не идут к горе. Так приостанавливается и зло.

Непрекращающаяся борьба клик хуже, чем схватка ворон. Они как разбойники, после которых нечего есть.

Кто друг, но не сердцем, тот лишь внешне друг; кто прия­тель, но не сердцем, тот лишь внешне приятель.

Некто сказал: «Все твое имущество не сравнится с богатст­вом Дань Гуя » 16 . Отвечаю: «Я слышал, что когда порядочные люди разговаривают между собой, то они говорят о человеко­любии и чувстве долга. А когда базарные торговцы разговари­вают между собой, то они говорят об имуществе и выгодах. Ос­тавь им их богатство! Оставь им их богатство!» Тот человек спросил: «Порядочным людям при жизни не на что содержать себя, а после смерти их не на что похоронить. Как же быть?» Отвечаю: «Они содержат себя лишь самым необходимым, это лучшее содержание; их хоронят так, чтобы было лишь самое не­обходимое, это лучшие похороны».

Некто спросил: «И Дунь 17 был богат, но был и почтитель-

ным сыном. Не лучше ли это? А Янь голодал». Отвечаю: «Тот от этого огрубел, а Янь от этого очистился. Тот от этого пошел вкось, а Янь от этого пошел прямо. Разве это порок Яня ? Разве это порок Яня ?»

Некто сказал: «Если я займу высокий пост, то радость от это­го нельзя измерить». Отвечаю: «Радость от высочайшего поста не сравнится с радостью Янь-ши-цзы 18 . Радость Янь-ши-цзы – внутренняя, радость от высокого поста – внешняя». Тот чело­век спросил: «Осмелюсь спросить, постоянная нужда – это и есть внутренняя [радость]?» Отвечаю: «Если бы у Яня не было Конфуция, то, хотя бы он завладел всей Поднебесной, этого не хватило бы, чтобы радоваться». – «Не случалось ли ему го­ревать?» Отвечаю: «Янь горевал лишь о том, что не достиг вы­сот Конфуция». Тот человек сказал изумленно: «Горевать об этом – вот действительно его радость».

Говорю: «Есть такие , которые обучают, как установить Путь, но не думают о Чжун-ни , есть такие, которые изучают, как про­должать дело [Конфуция], но не думают о Янь Юане». Некто сказал: «Установление Пути – но Чжун-ни уже не может ду­мать об этом; продолжение дела – но Янь Юань уже не может трудиться над этим». Отвечаю: «Об этом вы не думали, но кто вам мешает?»

Глава третья. Самосовершенствование

Самосовершенствование рассматривай как лук; исправление мыслей рассматривай как стрелу; воспитание чувства долга рас­сматривай как мишень. Прицелившись, стреляй, а выстрелив, непременно попадешь в середину.

В человеческой природе доброе и злое смешаны. Если совер­шенствовать то, что в ней доброго, то получится добрый чело­век; если совершенствовать то, что в ней злого, то получится злой человек. Разве жизненное начало – это не лошадь, на ко­торой мчатся к доброму и злому?

Некто спросил: «Конфуций совершил много деяний, и если им не следовать, то не получится ли так, что переусердству­ешь и окажешься в печали?» Отвечаю: «Совершенномудрый ра­дуется Небу и знает судьбу. Если радоваться Небу, то не смо­жешь переусердствовать, если знать судьбу, то не окажешься в печали».

Некто спросил об эпитафиях на камне. Отвечаю: «О эпита­фии, эпитафии! Думай об умеренности» 1 .

Слова совершенномудрого могут быть высказаны, но побу­дить людей принять их на веру невозможно. Поэтому благород­ный муж неустанно учится и старательно осуществляет [выу­ченное ].

Отделай свои изделия, а потом продавай; усовершенствуй сам себя, а потом крепи связи; сделай добрыми свои планы, а потом действуй – таков настоящий Путь.

Осмотрительность благородного мужа [проявляется] в его речах, ритуале и писаниях.

При общении с вышестоящими не унижайся, при общении с нижестоящими не заносись – так и должно действовать. Нек­то спросил: «Благородный муж блюдет себя сам, зачем ему об­щение?» Отвечаю: «Небо и Земля общаются между собой, и рож­даются все вещи 2 , люди общаются между собой согласно Пути и добиваются успехов. Как можно блюсти только самого себя?»

Если любить большое, но не стремиться создать его, то большое не будет большим; если любить высокое, но не стре­миться создать его, то высокое не будет высоким.

Запрокинув голову, посмотри на Небесный дворец – и узна­ешь все ничтожество жилищ, которые под Небом 3 .

Гунъи-цзы 4 , Дун Чжуншу 5 – вот величайшие таланты

Если смотреть на добро, но не различать его, стараться, но не быть упорным, то на что это годится?

Некто спросил, к чему пригодны человеколюбие, чувство долга, ритуал, знание, доверие. Отвечаю: «Человеко­любие– эт о жилище; чувство долга –это дорога; ритуал – это одежда; знание – это свеча; верность – это верительная бирка. Благородный муж живет в жилище, ходит по дороге, носит одежду, получает свет от свечи, держит в руках верительную бирку. И если благородный муж не бездействует, то, взявшись за дело, он достигает желаемого.

О имеющий желания! Мэн-цзы говорил: «Есть такие, что име­ют желания, но не достигают желаемого; нет таких , что не же­лают, но достигают». Некто спросил о том, как управлять собой. Отвечаю: «Управляй собой, равняясь на Чжун-ни ». Тот спросил: «Управлять собой, равняясь на Чжун-ни ? Но разве Чжун-ни не исключителен?» Отвечаю: «Воспитывай коня, равняясь на отличного скакуна. Разве это невозможно?»

Некто сказал: «Когда у огородника на огороде бурно раз­растаются сорняки, то это то же самое, что у думающего о да­леком человеке, сердце которого тоскует». Отвечаю: «Солнце излучает сияние, луна излучает свет. Кто три года не видел солнца, тот, увидев его, непременно ослепнет. Кто три года не видел луны, у того душа непременно будет подслеповатой. Дух его постепенно иссыхает, тело его постепенно отсыревает, он ощупывает землю, находит дорогу и движется как во тьме».

Некто спросил, кого можно назвать человеком. Отвечаю: «То­го, кто овладел четырьмя серьезностями , оставил четыре лег­комысленности, можно назвать человеком». Тот спросил: «Что такое четыре серьезности?» Отвечаю: «Серьезно относись к сло­вам; серьезно относись к поступкам, серьезно относись к внеш­ности, серьезно относись к пристрастиям. Если [у человека] слова серьезны, то есть и принципы; если поступки серьезны, то есть и добродетель; если внешность серьезна; то есть и извест­ность; если пристрастия серьезны, то есть и осмотрительность». «Осмелюсь спросить о четырех легкомысленностях ». От-

вечаю : «Если слова легкомысленны, то накличешь на себя бе­ду; если поступки легкомысленны, то накличешь на себя вину; если внешность легкомысленна, то накличешь на себя позор; если пристрастия легкомысленны, то накличешь на себя раз­врат. Почитай во всем образцы».

Некто спросил: «Если в жаркий полдень не съесть мяса, то мясо непременно засохнет; если в жаркий полдень не выпить вина, то вино непременно прокиснет. А гость и хозяин сто раз раскланяются, а вина выпьют только три раза. Не является это просто красивой формой?» Отвечаю: «Если при сути нет краси­вой формы, то это дикость; если при красивой форме нет сути, то это фальшь. Когда красивая форма и суть помогают друг другу, то это ритуал».

Самки горных птиц жирные, не хочешь ли их половить? Нек­то спросил: «У Янь Хуэя была лишь маленькая коробочка с едой и тыквенная бутылочка с питьем, не отощал ли он от этого?» Отвечаю: «Если времена светлые, то распоряжайся быками и баранами – это и есть самочка горной птицы. Если времена тем­ные, то питайся из маленькой коробочки и из тыквенной буты­лочки – это также и есть самочка горной птицы. Отчего же тут тощать? Тысяча цзюней 6 легки, для У Хо 7 они по силам; . ко­робочка и бутылочка доставляют радость, такова добродетель Яня ».

Некто спросил: есть ли разница между замшей из шкуры рабочего быка и замшей из шкуры гнедого коня? Отвечаю: «Это одно и то же». – «Если это так, то почему же не пашут на гне­дых конях?» Отвечаю: «Если ты хочешь быть почтительным по отношению к духам предков и божествам, то ты не посмеешь пахать на них. Можешь колоть баранов и резать свиней, прово­жать гостей и снабжать их мясом, но пахать на животных, не предназначенных для пахоты, – это дурное дело».

Добродетельные любят обращаться с вопросами к совершенномудрым . Некто спросил: «В Лу было мало добродетельных , почему же там любили обращаться с вопросами к Чжун-ни ?» Отвечаю: «На самом деле в Лу не могли любить обращаться с вопросами к Чжун-ни . Если бы там любили обращаться с во­просами к Чжун-ни , то Лу заняло бы место Восточного Чжоу » 8 .

Некто спросил: «Если человек опирается на ограду двора Конфуция, исполняет на струнах чжэнские и вэйские мелодии, знает наизусть писания Хань Фэя и Чжуан Чжоу , то возьмете ли вы его себе в ученики?» Отвечаю: «Если он у варваров, жи­вущих на северо-востоке, то возьму, если он стоит у ворот, то подзову. Но как жаль, что он поменял местами верхнюю и ниж­нюю одежды» 9 .

У совершенномудрого ухо не откликается на неправое, а ус­та не приходится специально учить добру. У мудреца ухо выби­рает и уста выбирают, а у человека из толпы не выбирают. Нек­то спросил: каков человек из толпы? Отвечаю: «Живет ради бо­гатства и знатности».– «А мудрец каков?» Отвечаю: «Следует

чувству долга». – «А совершенномудрый ?» Отвечаю: «Подобен божеству». Наблюдай за мудрецом – и познаешь человека из толпы; наблюдай за совершенномудрым – и познаешь мудреца; наблюдай за Небом и Землей – и познаешь совершенномудро­го . В Поднебесной есть три привязанности: человек из толпы привязан к своему окружению, мудрец привязан к своей правде, совершенномудрый привязан к своему учителю. В Поднебесной есть три вида проверки: человек из толпы проверяет себя своей семьей; мудрец проверяет себя государством, совершенномудрый проверяет себя Поднебесной. В Поднебесной есть три двери: от чувств и желаний открыта дверь к животным; от ритуала и чув­ства долга открыта дверь к людям; от исключительного разума открыта дверь к совершенномудрым .

Некто спросил: «Каким образом достойный муж может пре­бывать в спокойствии?» Отвечаю: «Когда он сосредоточен, то [его мысли] широки и глубоки; при соблюдении ритуала он пре­дельно строг. Так он может пребывать в спокойствии».

Благородный муж осторожен в мелочах и погружен в доб­родетель, ему не приходится раскаиваться даже в мелочах, не говоря уже о большом зле. У возвышенного мужа ухо прислу­шивается к добродетели, у низменного мужа ухо прислушива­ется к самому себе. Конфуций не терпел таких, которые не сты­дятся своих слов и не стесняются своих поступков.

Глава четвертая. Спрашиваю о Пути

Некто спросил о Пути. Отвечаю: «Путь проходим, на нем нет непроходимых мест». Тот спросил: «А можно да идти по дру­гому [Пути]?» Отвечаю: «Идти к Яо , Шуню , Вэнь-вану – это правильный Путь. Отвергать Яо , Шуня , Вэнь-вана – это иной путь. Благородный муж держится правильного Пути, а не иного».

Некто спросил о Пути. Отвечаю: «Путь похож на дорогу, похож на реку. Повозки и лодки ходят там туда и сюда, не ос­танавливаясь ни днем, ни ночью». Тот спросил: «А как найти прямой путь и ходить по нему?» Отвечаю: «Дорога хотя и пет­ляет, она доведет до Ся" – иди по ней. Река хотя и петляет, она приведет к морю – иди вдоль нее». Тот сказал: «Дела хо­тя и петляют, она приведут к Совершенномудрому – следуй им».

Путь, добродетель, человеколюбие, чувство долга, ритуал можно уподобить человеческому телу. Путь ведет его, доброде­тель приводит его к достижениям, человеколюбие делает его че­ловеком, чувство долга заставляет его поступать как должно, ритуал придает ему надлежащий вид, и все это от Неба. Если эти свойства объединены, то получается цельность, если они разъединены, то получается раздробленность. [Точно так же] если у одного человека имеются все четыре конечности, то тело его полное.

Некто спросил: «В чем мерило добродетели?» Отвечаю: «Не знаю. [Если] наверху поступают должным образом, то и внизу поступают так же».

«Осмелюсь спросить – почему не знаете? Ведь есть же риту­ал, чего же тут уверенно знать?» Отвечаю: «Поступай согласно ритуалу там, и народ воспримет твой поступок здесь 2 . Что еще нужно знать?»

Некто спросил: «Не лучше ли не иметь ритуала, а иметь доб­родетель?» Отвечаю: «Ритуал – это тело. Человек, не имеющий ритуала, как может быть добродетельным?»

Некто спросил о Небе. Отвечаю: «Я через Небо увидел дея­ние путем недеяния ». Тот спросил: «Разве форма всех вещей не вырезана Небом?» Отвечаю: «Конечно, не вырезана им. Если вещи нужно вырезать, то где же взять силы сделать это?»

Лао-цзы говорил о Пути и добродетели, и я это принимаю. А вот отказ его от человеколюбия и чувства долга, уничтожение им ритуала и учености я не принимаю.

Могу ли я видеть все ясно? Только Совершенномудрый мо­жет видеть все ясно, остальные – как бамбуковые занавески на повозке 3 . О, как велик Совершенномудрый ! Его речи – это выс­ший предел [мудрости]. Распахнув [двери к нему], охватишь взглядом все четыре моря 4 , захлопнув их, не разглядишь ничего среди своих стен.

Речи Совершенномудрого подобны воде и огню. Некто спро­сил о воде и огне. Отвечаю: «Вода – измерь ее глубину, и она превзойдет самое глубокое; измерь ее протяженность, и она превзойдет самое далекое. Огонь, когда он полыхает, [своим блеском] превосходит самое блестящее; когда его поддержива­ют, [своей яркостью] превосходит самое яркое».

Если доверить управление Поднебесной тому, кто не опира­ется на записи ритуала и на пять человеческих качеств 5 , то я могу счесть Хуан-ди , Яо и Шуня ненужными наростами.

Некто сказал: «В глубочайшей древности не было законов, а управляли; значит, законы не нужны для управления». Отве­чаю: «Это был период хаоса, совершенномудрые ненавидели его, поэтому законы начались с Фу-си и были завершены при Яо . Если бы не Фу-си , не Яо , то ритуал и чувство долга не возник­ли бы, совершенномудрые не приняли бы этого».

Некто спросил о ритуале на восьми окраинах 6 . Какой там ритуал, какая музыка? Отвечаю: «Исправляй их по образцу Сре­динного государства». Тот спросил: «А что такое Срединное го­сударство?» Отвечаю: «Основанное на соблюдении пяти отноше­ний, кормящееся за счет семи налогов 7 , расположенное в цент­ре Земли под центром Неба – это Срединное государство. Если пройти его и пойти дальше, то там будут другие люди» 8 .

Совершенномудрый , управляя Поднебесной, сдерживает ее ритуалом и музыкой; если их нет, то [люди] звереют, если от них отступают, то [люди] дичают. Я вижу, что все школы ума­ляют ритуал и музыку, но не вижу, чтобы совершенномудрый

умалял их. Кто может писать не при помощи кисти, говорить не при помощи языка? Я вижу, что небесные постоянства 9 – это кисть и язык для императоров и правителей.

Разум – это знание. Ведь разум использует негодное , извле­кает пользу из бесполезного, не давая возникать ни излишку, ни недостатку. Если хорошо овладеть изготовлением посуды и ору­жия, строительством лодок и повозок, сооружением дворцов и палат, то ритуал изойдет и оттуда.

Некто спросил, какой звук самый громкий. Отвечаю: «Это не гром, не громовые раскаты. А вот шум и грохот, которые и спустя долгое время становятся все сильнее, идут от Совершен-номудрого ».

Некто спросил: «Можно воспринять Путь или нет?» Отве­чаю: «То, что можно воспринять, следует воспринять, а что нельзя – следует изменить».

Некто спросил о недеянии . Отвечаю: «Зачем деяние? В ста­рину юйский [Шунь ] и [династия] Ся восприняли порядки Яо и шли по пути Яо . Законы и нормы были понятными, ритуал и музыка были всем известными. [Правители] спокойно сидели и взирали на изобилие у народа Поднебесной. Это и было недея­нием . Но преемник Цзе и наследник Чжоу 10 [застали положе­ние, когда] законы и нормы были отброшены, ритуалу и музы­ке был нанесен ущерб, и, если бы они спокойно сидели и взи­рали на гибель народа Поднебесной, было бы это недеянием ?»

Некто спросил, [правда ли], что в глубокой древности уши и глаза людей были заткнуты из боязни, что они что-либо уви­дят и услышат; если [глаза] что-либо увидят, то будет трудно их закрыть; если [уши] что-либо услышат, то будет трудно их заткнуть. Отвечаю: «Небо, породив людей, дало им глаза, что­бы видеть, и уши, чтобы слышать. Поэтому [оно дало им воз­можность] видеть ритуал и слушать музыку. Если же видеть не ритуал и слушать не музыку, то, хотя бы народ и существовал, как заткнуть ему уши и закрыть глаза?»

Некто спросил о новом и ветхом [в ритуале]. Отвечаю: «Но вое заимствуй, а ветхое дополняй и сокращай».

Некто спросил: «В глубокой древности были преисполнены добродетели, но не были преисполнены ритуала. Дети бегали [за матерями], жеребята и телята ходили [за лошадьми и корова­ми] . К чему еще ритуал?» Отвечаю: «О дети, о телята! То, чем они преисполнены по отношению к матери, – это не то же са­мое, чем они преисполнены по отношению к отцу. По отношению к матери они преисполнены любви, по отношению к отцу преис­полнены благоговения. Иметь только мать, но не отца – это не столь же прекрасно, как иметь и отца и мать».

Один хитроумный [стратег] сказал: «С помощью хитроумного плана можно без боя покорить войско противника – [это] как Яо и Шунь ». Отвечаю: «Яо и Шунь без боя подчиняли ар­мии противника. Но разве Яо и Шунь [могли] залить кровью шеи [людей] и обагрить их одежды? Тот, кто расхваливает

яшму, а продает камень, – это хитрый обманщик». Некто спро­сил: «Кто лучше – прибегающий к хитростям и обману или не прибегающий?» Отвечаю: «Лучше тот, кто не прибегает» Тот спросил: «Но если ты командуешь войсками, кого ты возьмешь на службу?» Отвечаю: «Если руководить в соответствии с [истинным] Путем, то хитрые обманщики со всей Поднебесной все пойдут [ко мне] на службу; если, руководя, утеряешь [истинный] Путь, то хитрые обманщики со всей Поднебесной все станут моими врагами. Поэтому тот, кто владеет Поднебес­ной, должен разбираться лишь в том, как ею руководить» 11 . Тот спросил: «Чтобы внушить страх владетельным правителям, необходимо ведь полагаться на военную силу и силу обмана, разве не так?» Отвечаю: «Чтобы внушить страх владетельным правителям, можно прибегать к хитростям и обману. Но лучше все-таки, внушая страх владетельным правителям, не прибегать к хитростям и обману». Тот спросил: «Но если не прибегать к хитростям и обману, то как же воевать?» Отвечаю: «Если уж нельзя не воевать, то разве нет «Законов войны"? 12 З ачем еще нужны хитрость и обман?» Искусство Шэнь Бухая и Хань Фэя в высшей степени бесчеловечно. Почему они использовали лю­дей как быков и баранов? Если использовать людей как быков и баранов, то разве лисы и земляные черви не будут устраивать себе праздничных трапез?

Некто спросил: «Если нож не остер, если кисть не заточена, то остается только взять точило, не так ли?» Отвечаю: «Пре­вращать людей в точила – так было только при Цинь ».

Некто спросил: «Принцип разделения ответственности и контроля за чиновниками противоречит [истинному] Пути, по­чему же этот принцип считается естественным»? Отвечаю: «За­чем непременно говорить о принципе разделения ответственно­сти и контроля за чиновниками ? При игре в облавные шашки или при фехтовании бывает, что ссорятся и падают в обморок, но все это тоже естественно. Если [этот принцип] исходит от великого , то он становится правильным Путем, если он исходит от малых, то он становится фальшивым путем» 13 .

Некто спросил: «Шэнь Б ухай и Хань Фэй брали за образец то, что не следует брать за образец, так ли это?» Отвечаю: «Образец – это образец танского Яо и юйского Шуня и осно­вателей династии Чжоу . О Шэнь Б ухай и Хань Фэй ! О Шэнь Б ухай и Хань Фэй ! Чжуан Чжоу , Шэнь Б ухай и Хань Фэй не только отходили от Совершенномудрого , но и пропитали [свои­ми толкованиями] книги [с его учением], так что даже сыновья Яня и внуки Миня 14 ничего не могут с этим поделать».

Некто спросил: «Что можно заимствовать у Чжуан Чжоу ?» Отвечаю: «Умеренность в желаниях». «А что можно заимство­вать у Цзоу Яня ?» Отвечаю: «Скромность. К тому времени, когда династия Чжоу упрочила чувство долга между государем и подданным, о Цзоу Яне между небом и землей никто не знал. Даже соседи не видели его».

Глава пятая. Спрашиваю о духовном

Некто спросил о духовном . Отвечаю: «Это разум».– «По­звольте спросить о разуме». Отвечаю: «[Разум], проникший к Небу, – это Небо; проникший в Землю – это Земля. Небо и Земля постигаются духовно, а не измеряются. Но разум про­никает [даже] туда, как будто измеряет их. Что же сказать о человеке! Что же сказать о других вещах!» – «Осмелюсь спросить, как разум проникает до Совершенномудрого ?» Отве­чаю: «В старину Чжун-ни разумом дошел до Вэнь-вана и по­стиг его; Янь Юань также разумом дошел до Чжун-ни , но не­много не постиг его. Духовное было там, где остановилось проникновение».

Небесный дух, небесное озарение освещают и дают возмож­ность познать все вокруг; небесное совершенство, небесная чис­тота располагают все сущее по классам вещей.

О, как загадочен человеческий разум! Владеешь им, и он есть; отбросишь его, и его нет. Тот, кто может постоянно вла­деть им, чтобы он сохранялся у него,– только тот совершенно­мудрый . Совершенномудрый сохраняет в себе духовное и дохо­дит до самой сути вещей, следует великому порядку Поднебес­ной, приносит великую пользу Поднебесной, соединяет собой промежуток между Небом и Человеком, так что между ними не остается разрыва.

Дракон погружается в грязь, и саламандра издевается над ним. О саламандра! О саламандра! Скверно ты относишься к благородству дракона. Некто спросил: «Дракону непременно хочется летать в небе?» Отвечаю: «Когда время летать, он ле­тает; когда время погружаться в пучину, он погружается. Он и летает, и погружается. В еде он не беспорядочен, а облик его таков, что его нельзя поймать и удержать в руках». Спраши­вают: «Но если совершенномудрого нельзя удержать в руках, как [он] попал в Юли?»" Отвечаю: «Этот дракон потому дра­кон, что его нельзя удержать в руках. А совершенномудрый потому совершенномудрый , что он остается таким, каким его создало Небо».

Некто спросил: «Можно ли в канонах что-либо убавить или прибавить?» Отвечаю: «И цзин » начинался с восьми триграмм , а Вэнь-ван увеличил их число до шестидесяти четырех; значит, можно понять, что здесь прибавление. В «Ши цзине », «Шу цзи-не », «Ли цзи » и «Чунь цю » есть заимствованное и есть создан­ное, а составил их Чжун-ни ; значит, можно понять, что здесь прибавление. Поэтому Путь – это не то, что природная естест­венность, он создается в соответствии со временем, и можно понять, что и в нем есть убавления и прибавления». Некто ска­зал: «В «И цзине » утеряно немногое, и даже глупец понимает недостающее там. А вот от «Шу цзина » дошло чуть больше по­ловины 2 , и тот, кто изучает его, не знает остального. Как жаль, что последовательность в «Шу цзине » не такая же, как последо-

вательность в «И цзине » 3 . Отвечаю: «Это оттого, что в одном случае нельзя представить себе утраченное, а в другом случае можно. Последовательность в «Шу цзине » такова, что тут и сам Конфуций ничего не мог бы поделать. В старину считалось, что «Шу цзин » состоит из ста глав, но глава «Цзю гао » 4 как-то исчезла, и сейчас ее нет. Разделы «Юй » и «Ся » глубоки, разДел «Шан » необъятен, раздел «Чжоу » торжествен, а тексты после чжоуских – порицающие» 5 .

Некто спросил, нельзя ли каноны совершенномудрых из­ложить полегче . Отвечаю: «Нельзя. Если бы Небо можно было так просто измерить, то это значило бы, что расположенные на нем вещи мелки; если бы Землю можно было так просто выме­рить , то это значило бы, что наполняющие ее вещи ничтожны. Но они же велики! Небо и Земля – это обрамление для всего сущего; пять канонических книг – это обрамление для всей массы учений».

Некто спросил: «Деяния совершенномудрых не могут све­тить, как солнце и луна; почему же последующие поколения спорят о них?» Отвечаю: «Слепой Куан 6 мог замолчать, но он не мог исправить уши, которые не исправляются. Ди Я 7 мог изойти криком, но он не мог исправить рот, который не исправ­ляется. Речи благородного мужа хотя и темные, но всегда по­сильнее ясных ; хотя и далеки по мысли, но всегда посильнее близких; хотя и маленькие, но всегда посильнее больших; хотя и незначительные, но всегда посильнее пышных. Говорить не­осмотрительно – значит говорить впустую . Но когда благород­ный муж [говорит] впустую , то это посильнее, чем [когда иные говорят] не впустую . Если речи не могут выразить твоих мыс­лей, а писания не могут выразить твоих речей, то это тяжело! И только совершенномудрый достигает доходчивости речей, до­стигает цельности писаний. Светлое солнце озаряет их, реки омывают их, они необъятны, и их нельзя сдержать. Обликом [совершенномудрые ] походят друг на друга, речи их соответст­вуют друг другу, они отказываются от своих сокровенных же­ланий и возмущаются тем же, что и все люди. Это невозможно выразить словами. [Они] охватывают и упорядочивают события в Поднебесной, записывают давнее и освещают далекое, пишут о древности, которую нельзя видеть своими глазами, рассказы­вают о том, что происходит за тысячу ли и чего нельзя постичь самим.

Это невозможно описать. Поэтому их речи – это звуки разума, их писания – это картина разума. По характеру звуков и картины узришь благородного мужа и низкого человека. Эти звуки и картины движут чувствами благородного мужа и низ­кого человека. А слова совершенномудрого полноводны, как река. Ведь только в реке, если движешься по течению, то удобно, и если движешься против течения, то наоборот».

Некто спросил: «Чжун-ни же был совершенномудрым , поче­му же он не мог прожить свой век в покое, а наткнулся на

неудобства в Чэнь и Цай ?» 8 О твечаю: «Если бы в Чэиь и Цай ему было удобно, был бы он похож на совершенномудрого ?»

Некто спросил: «Хуайнань-цзы » и Великий Историк 9 знали много, почему же их писания так сумбурны?» Отвечаю: «Да, сумбурны, сумбурны. Люди страдают оттого, что многознание становится сумбурностью. Только у совершенномудрого оно не становится сумбурностью. Если книги не соответствуют кано­нам, то это не книги; если речи не соответствуют канонам, то это не речи; если и речи и книги не соответствуют канонам, то это всего лишь обильная пустая болтовня».

Некто спросил: «[Конфуций] передавал, но не создавал, а как же вы создали «Тай сюань цзин » („Книгу о сокровен­ном ")?» Отвечаю: «Его деяния переданные, а его писания со­зданные 10 . А вот кого воспитывали, да не получилось всходов, так это мой сын У. В девять лет он уже обсуждал со мной тексты о Сокровенном» и . Некто спросил: «Чем создана «Тай сюань цзин ?» Отвечаю: «Создана человеколюбием и чувством долга». Тот спросил: «А может быть, она создана не человеко­любием? А может быть, она создана не чувством долга?» От­вечаю: «Она же не сумбурная, этого достаточно».

Некто спросил: «Трудны или легки каноны?» Отвечаю: «Де­ло в сохранности или утрате». Тот не понял. Отвечаю: «Если тексты их сохранились, то легки, а если утрачены, то тяжелы». Яньлинский Цзи-цзы в вопросах музыки был талантливей­шим человеком, но если музыка в расстройстве, то и сам Чжан не знал бы, как быть 12 .

Если ритуал и музыка чжоуские , то все дела пойдут на лад и каждое из них будет нетрудным; если ритуал и музыка циньские , то все дела не пойдут на лад и каждое из них может стать трудным. Если есть только верхняя одежда, но нет ниж­ней, то не знаю, как быть; если есть только нижняя одежда, но нет верхней, то не знаю, как быть; верхняя и нижняя одежда вместе – вот это удобно 13 .

Некто спросил о гражданских делах. Отвечаю: «Это – поря­док». Тот спросил о военных делах. Отвечаю: «Это – победа». Тот не понял. Отвечаю: «Добивайся, чтобы дела шли в своей последовательности, это порядок. Преодолей свой эгоизм, это победа. Поступать таким образом, действовать так и про­сиять– не добродетель ли это?» Некто спросил: «Редко кто знает о добродетели. Так как же им просиять?» Отвечаю: «Если кто поступает так, когда я об этом знаю, и поступает так же, когда я об этом не знаю, то его сияние велико. А если кто по­ступает так лишь тогда, когда я об этом знаю, то сияние мало» Некто спросил: «Благородный муж терзается тем, что идут по­коления, а он останется безвестен. Разве его положение не близко к положению знаменитых сановников?» Отвечаю: «Когда благородный муж преисполняется добродетелью, он и достигает славы. Правители Лян , Ци , Чжао , Чу 14 все были богаты и знатны, но они создали себе славу своей злобностью. А вот

Чжэн Цзычжэнь из Гукоу 15 не изменил своему благородству, пахал землю на горных склонах, но слава его гремела в сто­лице. Куда тут сановникам! Куда тут сановникам!»

Некто спросил, что такое человек. Отвечаю: «Его трудно познать». Тот спросил: «Как так трудно?» Отвечаю: «Нетрудно отличить гору Тайшань от муравьиной кучи, Янцзы и Хуанхэ от потока на дороге. Но отличить великого совершенномудрого от великого краснобая трудно. Увы! Кто может различать очень похожие вещи, тому нетрудно».

Некто спросил, можно ли что-либо заимствовать у Цзоу Яня и Чжуан Чжоу . Отвечаю: «Добродетельное заимствуй, а не­верное – нет». «А что такое добродетельное и неверное?» От­вечаю: «Если то, что они говорят о Небе, Земле и Человеке, со­ответствует канонам, то это добродетельное. А нет – так невер­ное. Неверные слова не исходят из уст благородного мужа».

Глава двенадцатая. Благородный муж

Некто спросил: «Благородный муж только заговорит – сра­зу получается сочинение, только шевельнется – сразу получа­ется добродетельный поступок. Почему так?» Отвечаю: «Это потому, что [его речи и поступки] полноценны внутренне и изящны внешне. Лу Бань орудовал топором, стрелок И дейст­вовал стрелами. Благородный же муж [обычно] не говорит, но то, что он говорит, непременно должно быть взвешено; [обыч­но] не действует, но если он что-либо сделает, то это непремен­но заслуживает одобрения». Некто спросил о том, в чем бла­городный муж мягок и тверд. Отвечаю: «Благородный муж мягок в человеколюбии, тверд в чувстве долга».

Некто спросил, бывает ли так, что кораблем с башенной надстройкой черпают винную гущу, а боевой колесницей кро­шат соленые овощи. Отвечаю: «Бывает». Тот сказал: «Но ведь столь большие орудия никак не могут помочь в таких малых делах». Отвечаю: «Это всего лишь приспособления. Но благо­родный муж – это не приспособление» 1 .

Некто спросил о Мэн-цзы – знал ли он о важном в речах, знал ли он о существеннейшем в добродетели. Отвечаю: «Не только знал об этом, но и искренне следовал этому». Тот спросил: «Вы ведь принижаете всех философов, а Мэн-цзы разве не принадлежал к философам?» Отвечаю: «Все философы – это те, учение которых отличается от Конфуция. А Мэн-цзы отличается или не отличается?»

Некто сказал: «Книга Сунь Цина 2 не такая же, как у мно­жества школ, и только в отношении Цзы-сы и Мэн Кэ он за­блуждался». Отвечаю: «Я считаю, что у Сунь Цина [с Конфу­цием] общие ворота и разные калитки. Что касается Совер­шенномудрого , то он от него не отличается».

Быка чистой темно-рыжей масти, с ясными глазами и с ро-

гами берут и поднимают в храм [для принесения в жертву]. Точно так же благородный муж добродетелен во всей полноте 3 .

Некто спросил, чем благородный муж похож на яшму. Отве­чаю: «Чистотой, стойкостью, теплотой, милосердием. Он мягок и в то же время тверд, округл, но в то же время угловат. Он настолько глубок, что это невозможно выразить».

Некто сказал: «Искусство Чжун-ни исчерпывающе и не без­мятежно; велико и не мало. Осуществить его – это все равно что быку [поймать] крысу». Отвечаю: «Путь Чжун-ни подобен четырем великим рекам, которые проходят сквозь Срединное государство и в конце концов впадают в великое море. А путь других людей подобен речкам на северо-западе 4 , которые пере­секают земли варваров на северо-востоке. Некоторые из них впадают в Тошуй , некоторые из них впадают в Ханьшуй » 5 .

Использовать учение «Хуайнань-цзы » – это хуже, чем ис­пользовать учение Великого историка. Великий историк же все брал у Совершенномудрого , а «Хуайнань-цзы » брал мало. Не­пременно полагайся на конфуцианцев . Тот, кто беспорядочно отходил [от конфуцианства] и беспорядочно примыкал [к не­му],–э то «Хуайнань-цзы ». У кого писания прекрасные и кто не повторяется – это , Чан-цин 6 . Кто был любвеобилен и жа­лостлив – это Цзы-чжан 7 . Чжун-ни был любвеобилен, но в любви он исходил из чувства долга. Цзы-чжан был любвеоби­лен, но любил он редкостное .

Некто сказал: «Увы! При многократной переписке теряется смысл [канонов]». Отвечаю: «Смысл теряется. Но смысл теря­ется из-за беспорядочной людской болтовни» 8 .

Некто спросил, верно ли, что речи совершенномудрого ясны, как киноварь и лазурь. Отвечаю: «Увы! Можно ли так гово­рить? Когда киноварь и лазурь свежие, они ясны, а если старые, то изменяются. [И речи совершенномудрого ] изменяются» 9 .

Некто спросил: «Путь Совершенномудрого подобен Небу. Но Небо имеет постоянные [закономерности], почему же Совершенномудрый много раз поступал по-разному?» Отвечаю: «Со-вершенномудрый действительно много раз поступал по-разно­му. Цзы-ю и Цзы-ся усвоили его писангся , но не усвоили того, как он создал такие писания. Цзай В о и Цзы-гун усвоили его речи, но не усвоили того, как он высказал такие речи. Янь Юань и Минь Цзыцянь усвоили его поступки, но не усвоили того, как он совершал такие поступки. Писания, речи и поступ­ки Совершенномудрого – это Небо, а на Небе разве мало из­менений?» Некто спросил: «Если Совершенномудрый вел себя так свободно, то почему же его речи так строги?» Отвечаю: «Не видел ли ты, как Юй обходился с водами? Одну [реку] он вел на восток, другую – на север, и не было им препятствий. А раз­ве нет препятствий для поступков благородного мужа? Так как же ему идти прямолинейно? Река, преодолев препятствия, при­дет к морю; благородный муж, преодолев препятствия, при­дет [к пониманию] основ».

Благородный муж любит то, что любят люди, и забывает о том, что любит он сам. Низкий человек любит свои пороки и забывает о том, что любят люди.

Некто спросил: «Как Вы относитесь к принципам Поднебес­ной?» Отвечаю: «А Вы сами к чему стремитесь?» Тот сказал: «Если жаждать высокого положения и мечтать о благополучии, тогда как?» Отвечаю: «Жаждать этого – это совсем не то, к чему следует стремиться. Если уж стремиться, так стремиться к Пути, мечтать о добродетели, усердствовать в человеколюбии и чувстве долга. Когда нужно идти вперед, иди вперед; когда нужно идти назад, иди назад. Усердствуй , идя вперед, и приоб­ретешь известность».– «Осмелюсь спросить о том, что будет, если идти вперед, идя назад?» Отвечаю: «В старину Янь Юань, идя назад, оказался впереди 10 . В Поднебесной мало таких , как он». Тот спросил: «Если это так, то почему же таких людей меньше, чем идущих всегда назад?» Отвечаю: «Идущим всегда вперед легко найти пару. Идущим всегда назад легко найти па­ру 11 . Тем, кто идет вперед согласно ритуалу, идет назад со­гласно чувству долга, трудно найти пару».

Некто спросил: «Есть люди, для которых жизнь и смерть – едины, бедность и богатство – одно и то же, знатность и худородность не имеют различий. А как по-вашему?» Отвечаю: «Те, которые так считают, перепуганы. Если верить, что смерть и жизнь – едины , бедность и богатство – одно и то же, знатность и худородность не имеют различий, то это означает, что для меня Совершенномудрый – это пустой звук» 12 .

Проникшие в Небо, Землю и Человека – это [истинные] конфуцианцы . Проникшие в Небо и Землю, но не проникшие в Человека – это просто талантливые.

Человек всегда сначала появляется [на свет], а уж потом люди дают ему имя; сначала требует, а уж потом люди дают ему [требуемое]. Человек всегда любит себя сам, а уж потом люди любят его; человек всегда уважает себя сам, а уж потом люди уважают его. Любить самого себя – это вершина челове­колюбия; уважать самого себя – это вершина ритуала. Не бы­вает таких, которые не любят и не уважают себя сами, а люди бы любили и уважали их.

Некто спросил, не долголетни ли дракон, черепаха, дикий лебедь. Отвечаю: «Долголетни ». Тот спросил: «А человек мо­жет быть долголетен ?» Отвечаю: «Животные [долголетни ] в силу своей природы, человек [долголетен ] в силу своего чело­веколюбия» 13 . Тот спросил: «Люди болтают о небожителях 14 . Есть ли они?» «Увы! Фу-си и Шэнь-нун скончались, Хуан-ди , Яо и Шунь преставились и ныне мертвы, Вэнь-ван [покоится] в Би 15 , а Конфуций – к северу от луской столицы. Ты один, что ли, беспокоишься о своей смерти? Не в силах люди этого по­стичь. И небожители не изменят твою природу». Тот сказал: «Совершенномудрые не учатся у небожителей, потому что их пути различны. Совершенномудрый более всего в Поднебесной

стыдится того, что он о какой-то одной вещи не знает ; небожи­тель более всего в Поднебесной стыдится того, что он хоть один день не будет живой». Отвечаю: «О жизнь, о жизнь! Это назы­вается жизнью, а на самом деле это смерть».

Некто спросил: «Если на свете нет небожителей, то отчего же идут разговоры о них?» Отвечаю: «Эти разговоры не пустая ли болтовня? Только пустая болтовня может несуществующее выдавать за существующее». Тот спросил о том, каковы небо­жители на самом деле. Отвечаю: «Не занимайся этим. Есть они или их нет – вопрос не в этом. Настоящий вопрос – это вопрос о верности и сыновней почтительности. Имеют или не имеют верный подданный и почтительный сын свободное время на та­кую болтовню?»

Некто спросил, можно ли прибавить себе долголетия. Отве­чаю: «Это зависит от добродетели». Тот спросил: «Янь Хуэй и Боню 16 вели себя добродетельно, почему же им не прибави­лось долголетия?» Отвечаю: «И все-таки – от добродетели. Если бы Янь Хуэй был злодеем, а Боню – разбойником, то как бы они достигли [даже своего возраста]?» Тот сказал: «Но ведь бывают долголетние злодеи и разбойники». Отвечаю: «Ты бестолков, а благородный муж не бестолков. Все, что рождает­ся, непременно умирает; все, что имеет начало, непременно имеет и конец. Таков естественный Путь».

Благородный муж верен людям, что же тут говорить о вер­ности себе? Низкий человек обманывает и себя, что же тут го­ворить о людях?

«Учение о таинственном», «учение о сокровенном» – философское течение 3–4 вв., в западной литературе часто называемое «неодаосизмом» и представляющее собой своеобразный синтез даосизма и конфуцианства, испытавшей также влияние протологической методологии «школы имен» (мин цзя) и буддийской метафизики.

Один из его основоположников Хэ Янь (190–249) предлагал «опираясь на Лао[-цзы] проникать в конфуцианство». Специфику учения определила разработка онтологической проблематики, выделявшейся из традиционной для китайской философии погруженности в космологию с одной стороны и антропологию – с другой, что иногда квалифицируется как уход в «метафизику и мистику», а бином «сюань сюэ» понимается как «таинственное учение». Осуществлялось это главным образом в форме комментариев к конфуцианской и даосской классике: Чжоу и, Лунь юй, Дао дэ цзин, Чжуан-цзы , которые впоследствии сами стали классическими. Трактаты Чжоу и, Дао дэ цзин и Чжуан-цзы в эту эпоху назывались «Тремя Таинственными» (сань сюань).

Давшая название «учению о таинственном» категория «сюань» («тайна, таинственное, сокровенное, непостижимое») восходит к первому параграфу Дао дэ цзина , в котором она означает сверхъестественное «единение» (тун) «отсутствия/небытия» (у) и «наличия/бытия» (ю, см . Ю – У). В связанном с даосизмом древнейшем медицинском трактате Хуан-ди нэй цзин («Канон Желтого императора о внутреннем», 3–1 вв. до н.э.) подчеркнута процессуальность, входящая в понятие «сюань»: «Изменения и превращения суть деятельное проявление (юн, см . ТИ – ЮН). В [сфере] небесного – это таинственное (сюань), в [сфере] человеческого – это дао, в [сфере] земного – это превращение (хуа). Превращение рождает пять вкусов, дао рождает разумность (чжи), таинственное рождает дух (шэнь)». В центр философской авансцены категорию «сюань» выдвинул Ян Сюн (53 до н.э. – 18 н.э.), посвятивший ей свой главный труд Тай сюань цзин (Канон Великой тайны ), который представляет собой альтернативное продолжение Чжоу и , то есть универсальную теорию мировых процессов, и трактует дао, «пустое по форме и определяющее путь (дао) вещей», в качестве ипостаси «тайны», понимаемой как «предел деятельного проявления» (юн чжи чжи).

Как показывает история категории «сюань», знаменуемая ею «тайна» общемирового взаимодействия вещей конкретизируется в диалектике «наличия/бытия» и «отсутствия/небытия», «телесной сущности» (ти) и «деятельного проявления» (юн). Именно эти понятийные антиномии и оказались в центре внимания «учения о таинственном», в котором, в свою очередь, произошла внутренняя поляризация, обусловленная контроверзой «теории превознесения отсутствия/небытия» (гуй у лунь) и «теории почитания наличия/бытия» (чун ю лунь).

Хэ Янь и Ван Би (226–249), исходя из определений дао и тезиса «наличие/бытие рождается из отсутствия/небытия» в Дао дэ цзине (§ 40), осуществили прямое отождествление дао с «отсутствием/небытием», трактуемым как «единая» (и, гуа 2), «центральная» (чжун), «предельная» (цзи) и «главенствующая» (чжу, цзун) «первосущность» (бэнь ти), в которой совпадают друг с другом «телесная сущность» и ее «деятельное проявление».

Развивая тезис Дао дэ цзина (§ 11) об «отсутствии/небытии» как основе «деятельного проявления», то есть «использования», всякого предмета, крупнейший представитель «учения о таинственном» Ван Би признал возможность для отсутствия/небытия выступать не только в качестве юн, но и в качестве ти, таким образом в комментарии к § 38 Дао дэ цзина он первым ввел в философский оборот прямую категориальную оппозицию «ти – юн». Его последователь Хань Канбо (332–380) в комментарии к Чжоу и достроил до конца эту понятийную конструкцию из двух пар коррелятивных категорий соотнесением наличия/бытия с юн.

Главенство универсального дао Ван Би понимал как законосообразное, а не фаталистическое, истолковывая и дао, и «предопределение/судьбу» (мин 1) с помощью категории «принцип» (ли 1). «Принципы» он считал конститутивными компонентами «вещей» (у 3) и противопоставлял «делам/событиям» (ши 3). Многообразие непредсказуемых явлений, по Ван Би, обусловлено также противоположностью (фань, см . ГУА) между их телесной сущностью и чувственными свойствами (цин 2), природной основой (чжи 4 , см . ВЭНЬ) и устремлениями, реализуясь прежде всего во времени.

Ван Би интерпретировал учение Чжоу и как теорию временных процессов и изменений, определив, что главные элементы трактата – символические категории гуа – суть «времена» (ши 1). Однако зафиксированные в гуа общепроцессуальные закономерности не сводимы к конкретным образам и не могут служить основой для однозначных предсказаний – «вычислений жребия» (суань шу). Это философское истолкование учения Чжоу и было направлено против его мантической интерпретации в предшествующей нумерологической (сян шу чжи сюэ) традиции и получило дальнейшее развитие у неоконфуцианца Чэн И (11 в.). В неоконфуцианстве была развита также предложенная Ван Би трактовка категории ли 1 , а положение о дихотомии ли 1 и ши 3 – в учении буддийской школы хуаянь.

Главный теоретический оппонент Ван Би – Пэй Вэй (267–300), в трактате Чун ю лунь (О почитании наличия/бытия ) утверждавший онтологический примат наличия/бытия над отсутствием/небытием настаивал на том, что именно первое представляет собой ти и все в мире возникает благодаря «самопорождению» (цзы шэн) из этой телесной сущности.

Сян Сю (227–300) и Го Сян (252–312) заняли компромиссную позицию признания тождественности дао с отсутствием/небытием: «Дао везде и везде оно ничто», но отрицания исходного порождения наличия/бытия из отсутствия/небытия. Более того, «не только отсутствие/небытие не может стать наличием/бытием, но и наличие/бытие не может стать отсутствием/небытием». Подобная позиция устраняла возможность креационно-деистической трактовки дао. Согласно Го Сяну, вечно и постоянно существующее наличие/бытие представляет собой естественно и спонтанно гармонизированное множество «самодовлеющих» (цзы дэ) вещей (у 1), которые, обладая «собственной природой» (цзы син, см . СИН), «самопорождаются» и «самостоятельно превращаются» (ду хуа).

В зависимости от признания всепроникающей мощи отсутствия/небытия в «теориии превознесения отсутствия/небытия» ли трактовки порождения им наличия/бытия лишь как самопорождения вещей в «теории почитания наличия/бытия» «совершенномудрие» сводилось к воплощению в его носителе (желательно государе) отсутствия/небытия в качестве своей телесной сущности (ти у) или к «недеянному» (у вэй), т.е. безынициативному, и «непреднамеренному» (у синь), т.е. безустановочному, следованию вещам в согласии с их «естественным» (цзы жань) самодвижением.

«Учение о таинственном», развивавшееся в аристократических кругах, было связано с диалогической традицией умозрительных спекуляций – «чистых бесед» (цин тань) и эстетизированным культурным стилем «ветра и потока» (фэн лю), оказавшим значительное влияние на поэзию и живопись.

В области философии «учение о таинственном» сыграло роль понятийно-терминологического моста, по которому буддизм проник в недра традиционной китайской культуры. Это взаимодействие привело к упадку «учения о таинственном» и расцвету буддизма, который также мог называться «сюань сюэ». В дальнейшем «учение о таинственном» оказало существенное влияние и на неоконфуцианство.

Петров А.А. Ван Би (226–249 ). – Из истории китайской философии. М. – Л., 1936
Малявин В.В. Даосизм как философия и поэзия в раннесредневековом Китае . – Государство и общество в Китае. М., 1978
Малявин В.В. Жуань Цзи . М., 1978
Бежин Л.Е. Се Линъюань . М., 1980
Бежин Л.Е. Под знаком «ветра и потока ». М., 1983
Китайская философия. Энциклопедический словарь . М., 1994
Торчинов Е.А. Даосизм: опыт историко-религиозного описания . СПб, 1998
Фэн Ю-лань. Краткая история китайской философии . СПб, 1998