Зеркальное отражение: Пётр Алексеевич и Алексей Петрович. Жертва царской опалы

Продолжение конфликта

Малолетние дети Алексея Петровича стали не единственным пополнением в царской семье. Сам правитель вслед за своим нелюбимым сыном обзавелся очередным чадом. Ребенка назвали Петром Петровичем (его матерью была будущая Так внезапно Алексей перестал быть единственным наследником своего отца (теперь у того был второй сын и внук). Ситуация ставила его в двусмысленное положение.

Кроме того, в жизнь нового Санкт-Петербурга явно не вписывался такой персонаж, как Алексей Петрович. Фото его портретов показывает человека немного болезненного и нерешительного. Он продолжал исполнять государственные поручения могущественного отца, хотя и делал это с явной неохотой, что снова и снова злило самодержца.

Еще будучи на учебе в Германии, Алексей попросил у своих московских друзей прислать ему нового духовника, которому он мог бы откровенно исповедоваться обо всем том, что беспокоило молодого человека. Царевич был глубоко верующим, но в то же время очень боялся шпионов отца. Однако новый духовник Яков Игнатьев действительно был не из ставленников Петра. Однажды Алексей в сердцах сказал ему о том, что ждет смерти отца. Игнатьев ответил, что того же хотят многие московские друзья наследника. Так, совершенно неожиданно, Алексей нашел себе сторонников и встал на путь, который привел его к гибели.

Трудное решение

В 1715 году Петр отправил своему сыну письмо, в котором поставил его перед выбором - либо Алексей исправляется (то есть начинает заниматься армией и принимает политику отца), либо отправляется в монастырь. Наследник оказался в тупике. Ему не нравились многие начинания Петра, в том числе его бесконечные военные кампании и кардинальные перемены жизни в стране. Это настроение разделяли многие аристократы (в основном из Москвы). В элите действительно существовало неприятие поспешных реформ, но на открытый протест никто не решался, так как участие в любой оппозиции могло закончиться опалой или казнью.

Самодержец, поставив ультиматум сыну, дал ему время на то, чтобы обдумать свое решение. Биография Алексея Петровича имеет немало подобных двусмысленных эпизодов, но эта ситуация стала судьбоносной. Посоветовавшись с приближенными (в первую очередь с начальником Петербургского адмиралтейства Александром Кикиным), он решился бежать из России.

Бегство

В 1716 году из Санкт-Петербурга в Копенгаген отправилась делегация, во главе которой стоял Алексей Петрович. Сын Петра должен был в Дании увидеться со своим отцом. Однако, находясь в польском Гданьске, царевич внезапно поменял маршрут и фактически бежал в Вену. Там Алексей стал вести переговоры о политическом убежище. Австрийцы отправили его в укромный Неаполь.

План беглеца заключался в том, чтобы дождаться смерти тогда болевшего российского царя, а после этого вернуться в родную страну на престол, если нужно, то с иностранным войском. Алексей рассказал об этом позже на следствии. Однако нельзя с уверенностью принимать эти слова за истину, так как из арестованного просто выбивали необходимые показания. По свидетельствам австрийцев, царевич находился в истерике. Поэтому с большей вероятностью можно утверждать, что он отправился в Европу от отчаяния и страха за свое будущее.

В Австрии

Петр быстро узнал о том, куда бежал его сын. В Австрию тут же поехали верные царю люди. Главой важной миссии был назначен опытный дипломат Петр Толстой. Он доложил австрийскому императору Карлу VI, что сам факт присутствия Алексея на земле Габсбургов является пощечиной России. Беглец выбрал Вену из-за своих родственных связей с этим монархом по своему недолгому браку.

Возможно, в других обстоятельствах и защитил бы изгнанника, но в то время Австрия воевала с Османской империей и готовилась к конфликту с Испанией. Получить в подобных условиях такого могущественного врага, как Петр I, императору совсем не хотелось. Кроме того, сплоховал и сам Алексей. Он вел себя панически и явно не был уверен в себе. В итоге австрийские власти пошли на уступки. Петр Толстой получил право увидеться с беглецом.

Переговоры

Петр Толстой, встретившись с Алексеем, стал использовать все возможные методы и ухищрения, чтобы вернуть его на родину. В ход шли добросердечные заверения, что отец простит его и позволит жить свободно в собственном имении.

Посланник не забывал и о ловких намеках. Он убеждал царевича, что Карл VI, не желая портить отношения с Петром, в любом случае не станет его укрывать, и тогда Алексей точно окажется в России в качестве преступника. В конце концов, царевич согласился вернуться в родную страну.

Суд

3 февраля 1718 года Петр и Алексей встретились в Московском Кремле. Наследник плакал и умолял о прощении. Царь сделал вид, что не будет гневаться, если сын откажется от престола и наследства (что тот и сделал).

После этого начался суд. Сначала беглец выдал всех своих сторонников, «подговоривших» его на опрометчивый поступок. Последовали аресты и закономерные казни. Петр хотел видеть во главе заговора свою первую жену Евдокию Лопухину и оппозиционное духовенство. Однако следствие выяснило, что царем было недовольно гораздо большее количество людей.

Смерть

Ни одна краткая биография Алексея Петровича не содержит точных сведений об обстоятельствах его гибели. По итогам расследования, которое вел все тот же Петр Толстой, беглеца приговорили к смертной казни. Однако она так и не состоялась. Алексей скончался 26 июня 1718 года в Петропавловской крепости, где его держали во время суда. Официально было объявлено, что с ним случился припадок. Возможно, царевича убили по тайному приказу Петра, а может быть, он умер сам, не перенеся пережитых на следствии пыток. Для всесильного монарха казнь собственного сына была бы слишком позорным событием. Поэтому есть основания предполагать, что он поручил расправиться с Алексеем заранее. Так или иначе, но правды потомки так и не узнали.

После смерти Алексея Петровича сложилась классическая точка зрения о причинах случившейся драмы. Она заключается в том, что наследник попал под влияние старой консервативной московской знати и враждебного царю духовенства. Однако, зная все обстоятельства конфликта, нельзя называть царевича предателем и при этом не иметь в виду степень вины самого Петра I в трагедии.

Петру была ближе северная, протестантская культурная традиция с ее рационализмом, ориентацией на практические знания и навыки и предпринимательским духом. Царевич же тяготел к более мягкой, спокойной и «игровой» культуре южно-европейского барокко. В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало.

Официальная версия

27 июня 1718 года Санкт-Петербург торжественно праздновал очередную, девятую годовщину победы в Полтавской битве. По Неве перед Летним дворцом Петра I прошли украшенные флагами военные суда, жители города услышали традиционный пушечный салют, а затем насладились зрелищем фейерверка. Тем немногим наблюдателям и участникам торжества, которые знали, что накануне вечером оборвалась жизнь царевича Алексея Петровича, оставалось лишь удивляться невозмутимости его отца. В тот же день русским послам в европейских столицах были направлены инструкции о том, как описывать и объяснять смерть царевича. Ее причиной объявлялся апоплексический удар, якобы поразивший Алексея во время оглашения смертного приговора, но, впрочем, не помешавший ему в присутствии министров и сенаторов причаститься и перед кончиной примириться с отцом. И хотя эта идиллическая картина выглядела не слишком убедительно, ясно было, что развязка многомесячной и тягостной драмы наконец наступила.

Общепринятое объяснение трагической судьбы царевича хорошо известно. Оно гласит, что Алексей, выросший во враждебной Петру и всем его начинаниям атмосфере, попал под пагубное влияние реакционного духовенства и отсталой московской знати. А когда отец хватился, было уже поздно, и все усилия перевоспитать сына привели лишь к тому, что тот убежал за границу. На следствии, начатом по его возвращении, выяснилось, что вместе с немногими приспешниками Алексей с нетерпением ожидал смерти царя и готов был уничтожить все сделанное им. Суд сенаторов и высших сановников вынес виновному в измене смертный приговор, ставший своеобразным памятником принципиальности Петра I.

Нетрудно заметить, что изложенная версия слишком схематична, чтобы быть похожей на правду. Скорее, она напоминает те наспех сконструированные объяснения, что в пропагандистских целях создаются «по горячим следам событий» и оказываются порой удивительно живучими. Чем же в действительности был вызван конфликт царя-преобразователя с собственным сыном и наследником?

А. Меншиков - идеальный человек эпохи Петра, прошедший карьеру от денщика до фельдмаршала ^Нелюбимое чадо

Алексей родился в подмосковной царской резиденции - селе Преображенском 18 февраля 1690 года, через год с небольшим после свадьбы царя и его первой жены Евдокии Лопухиной. Ему было лишь два года, когда у Петра начался роман с дочерью торговца Анной Монс, с которой он познакомился в Немецкой слободе, и всего четыре - когда тот окончательно оставил Евдокию. Вот почему детские годы мальчика прошли в обстановке, далекой от тихого семейного счастья. А в 1698 году он фактически лишился матери: Петр, вынужденный прервать поездку по Европе из-за известия о стрелецком бунте, вернулся в Москву необычайно раздраженным и, помимо прочего, немедля отослал жену в Суздальский Покровский монастырь, приказав постричь ее в монахини. Воспитанием Алексея занялась тетка царевна Наталья Алексеевна, которую он не особенно любил. В качестве учителей к царевичу были приставлены Никифор Вяземский и немецкие воспитатели: сначала Мартин Нейгебауэр, а затем Генрих Гюйссен, общий же надзор за ними должен был осуществлять назначенный обер-гофмейстером любимец царя Александр Меншиков. Впрочем, светлейший князь не слишком обременял себя непривычными обязанностями.

Известно, что наследник получил неплохое образование, хорошо знал немецкий и французский языки, латынь, очень любил читать. В 1704 году четырнадцатилетний юноша был вызван отцом в армию и наблюдал за осадой и штурмом Нарвы. «Я взял тебя в поход показать тебе, что я не боюсь ни труда, ни опасностей. Я сегодня или завтра могу умереть; но знай, что мало радости получишь, если не будешь следовать моему примеру… - заявил сыну Петр. - Если советы мои разнесет ветер, и ты не захочешь делать того, что я желаю, то я не признаю тебя своим сыном: я буду молить Бога, чтобы он наказал тебя в этой и в будущей жизни». Что могло вызвать такую отповедь? Отсутствие у сына интереса к военному делу? Промелькнувшая вдруг неприязнь к тем, кто окружал Петра?

Отношениям Алексея с отцом катастрофически не хватало теплоты, зато в них было более чем достаточно обоюдных подозрений и недоверия. Петр внимательно следил за тем, чтобы Алексей не имел контактов с матерью. Царевич же постоянно опасался слежки и доносов. Этот неотступный страх стал почти маниакальным. Так, в 1708 году, во время шведского вторжения, Алексей, которому было поручено наблюдать за подготовкой Москвы к обороне, получил от отца письмо с упреками в бездействии. Реальной же причиной недовольства царя, скорее всего, был визит Алексея в монастырь к матери, о котором тут же донесли Петру. Царевич немедленно обращается за помощью к новой жене и к тетке царя: «Катерина Алексеевна и Анисья Кирилловна, здравствуйте! Прошу Вас, пожалуйте, осведомясь, отпишите, за что на меня есть государя-батюшки гнев: понеже изволит писать, что я, оставя дело, хожу за бездельем; отчего ныне я в великом сумнении и печали».

Спустя еще два года царевич был отправлен в Германию - учиться и одновременно подбирать подходящую матримониальную «партию» среди иностранных принцесс. Из-за границы он обращается к своему духовнику Якову Игнатьеву с просьбой найти и прислать ему для исповеди православного священника: «И изволь ему сие объявить, чтоб он поехал ко мне тайно, сложа священнические признаки, то есть обрил бороду и усы… или всю голову обрить и надеть волосы накладные, и немецкое платье надев, отправь его ко мне курьером… и вели ему сказываться моим денщиком, а священником бы отнюдь не назывался…»

Чего боится Алексей? Дело в том, что отец поощряет доносительство и не склонен считаться даже с тайной исповеди, поскольку считает «интересы государства» выше любых священных таинств. В голове же у царевича много мыслей совсем не благообразно-сыновних. А тут еще необходимость жениться на иноверке! За всеми этими тяготами до серьезной ли учебы! Поэтому, когда спустя несколько лет, уже после возвращения царевича в Россию, отец по своему обыкновению попытался проверить его успехи в черчении, тот был настолько перепуган, что не нашел ничего лучшего, как выстрелить себе в правую руку.

Проще всего вслед за знаменитым историком С.М. Соловьевым воскликнуть: «В этом поступке весь человек!» Но не сделала ли царевича таким тягостная атмосфера, окружавшая Петра? Царь был очень мало похож на рассудительного и справедливого властителя. Вспыльчивый и резкий, он был страшен в гневе и очень часто наказывал (в том числе унизительными побоями), даже не вникая в обстоятельства дела. Алексей вырос безвольным? Но Петр и не потерпел бы рядом с собой ничьей воли, не подчиненной полностью и безраздельно его собственной! Он считал людей лишь послушными инструментами в своих руках, не обращая внимания на их желания и тем более чувства.

Окружение великого преобразователя систематически приучалось не иметь «своего суждения»! По словам известного современного историка Е.В. Анисимова, «характерным для многих петровских сподвижников было ощущение беспомощности, отчаяния, когда они не имели точных распоряжений царя или, сгибаясь под страшным грузом ответственности, не получали его одобрений». Что говорить о сыне, по определению психологически зависимом от отца, когда такие сановники, как генерал-адмирал и президент Адмиралтейств-коллегии Ф.М. Апраксин, писали царю в его отсутствие: «…Истинно во всех делах как слепые бродим и не знаем, что делать, стала везде великая расстройка, а где прибегнуть и что впредь делать, не знаем, денег ниоткуда не везут, все дела становятся».

Миф об отце и сыне

Это острое ощущение «богооставленности» было лишь одним из проявлений того универсального мифа, который настойчиво создавался и утверждался Петром. Царь представлял себя не как реформатора (ведь реформы предполагают преобразование, «улучшение» прошлого), а как создателя новой России «из ничего». Однако, лишившись символической опоры в прошлом, его творение воспринималось как существующее исключительно благодаря воле творца. Исчезнет воля - и величественное здание рискует рассыпаться в прах… Неудивительно, что Петр был одержим мыслями о судьбе своего наследия.

Но каким должен быть наследник и душеприказчик творца? Современный исследователь имперской мифологии Ричард Уортман первым обратил внимание на поразительное противоречие между требованиями, которые Петр предъявлял Алексею - быть продолжателем его дела и самим существом этого дела: «Сын основателя не может сам стать основателем, пока не разрушит свое наследство»… Петр приказывал Алексею следовать своему примеру, но его пример - это пример разгневанного бога, чья цель - разрушение и созидание нового, его образ - это образ завоевателя, отвергающего все предшествующее. Приняв на себя роль Петра в мифе, Алексей должен будет дистанцироваться от нового порядка и овладеть тем же родом разрушительной силы». Вывод, который делает американский историк, совершенно закономерен: «Алексею Петровичу не было места в царствующем мифе».

На мой взгляд, такое место все же было. Но сюжет мифа отводил ему роль не верного наследника и продолжателя, а… жертвы, приносимой во имя прочности всего здания. Получается, что в некоем символическом смысле царевич был заранее обречен. Удивительно, но это обстоятельство очень тонко уловило народное сознание. В свое время фольклорист К.В. Чистов обнаружил потрясающий факт: фольклорные тексты о казни Петром царевича Алексея появляются за десятилетие до реальной казни и задолго до первых серьезных конфликтов отца и сына! Стоит заметить, что в традиционной мифологии самых разных народов наследник (младший брат или сын) бога-творца очень часто выступает в роли или неумелого подражателя, лишь извращающего смысл творения, или добровольно приносимой творцом жертвы. Библейские мотивы жертвоприношения сына можно считать проявлением этого архетипа. Эти соображения, разумеется, не означают, что жизнь царевича должна была закончиться именно так, как она закончилась. Любой миф - не жесткая схема, а, скорее, допускающая различные варианты развития «ролевая игра». Попробуем же проследить за ее перипетиями.

«Мы все желаем ему смерти»

Подчиняясь повелению Петра, Алексей был вынужден выбрать спутницу жизни за границей. 14 октября 1711 года в саксонском городе Торгау в присутствии царя он женится на родственнице австрийского императора Карла VI (сестре его жены) Софье Шарлотте Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Брак этот трудно было назвать счастливым. Принцесса и после переезда в Россию оставалась отчужденной и далекой иностранкой, не желавшей сближаться ни с мужем, ни с царским двором. «Как к ней не приду, все сердитует и не хочет со мною говорить», - жаловался царевич в подпитии своему камердинеру Ивану Афанасьеву. Если Петр и рассчитывал, что она поможет ему наладить какое-то взаимопонимание с сыном и пробудит того от апатии, он просчитался. С другой стороны, немецкая принцесса оказалась вполне способна на то, что ожидалось от нее в первую очередь. В 1714 году у четы рождается дочь Наталья, после чего принцесса пишет Петру, что хотя она на этот раз и манкировала родить наследника, в следующий раз надеется быть счастливее. Сын (будущий император Петр II) действительно появляется на свет уже в 1715 году. Принцесса довольна и принимает поздравления, но вслед за тем состояние ее резко ухудшается и спустя десять дней после родов 22 октября она умирает.

Между тем уже через несколько дней первый сын родился и у жены царя Екатерины (он умер в четырехлетнем возрасте). Младенца также назвали Петром. В результате единственный до того наследник - Алексей - перестал быть таковым. Надо сказать, что царевич, вернувшись незадолго до того в очередной раз из-за границы (он лечился на водах в Карлсбаде), пребывал тогда в довольно странном положении. Он явно не вписывался в петербургскую жизнь, судя по всему, неизменно вызывал раздражение отца, от этого еще больше замыкался в себе и делал все невпопад. Немногочисленные поручения Петра старался выполнять буквально, но не проявлял при этом никакого воодушевления. В итоге царь, казалось, махнул на него рукой. Будущее рисовалось царевичу в мрачном свете. «Быть мне пострижену, и будет я волею не постригусь, то неволею постригут же, - делился он с близкими своими мыслями. - И не то, чтобы ныне от отца, и после его мне на себя того ж ждать… Мое житье худое!»

Изначально не испытывая большого желания жить той жизнью, которой жил отец, царевич к этому времени был уже просто не в состоянии преодолеть пропасть, углублявшуюся между ними. Он тяготился сложившимся положением и, как любой не очень сильный характером человек, уносился мыслями в другую реальность, где Петра не существовало. Ждать смерти отца, даже желать ее - страшный грех! Но когда глубоко верующий Алексей признался в нем на исповеди, он вдруг услышал от духовника Якова Игнатьева: «Бог тебя простит, и мы все желаем ему смерти». Оказалось, что его личная, глубоко интимная проблема имела и иное измерение: грозный и нелюбимый отец был еще и непопулярным государем. Сам же Алексей автоматически превращался в объект надежд и упований недовольных. Казавшаяся никчемной жизнь вдруг обрела какой-то смысл!

Разные европейцы

Вопреки распространенным представлениям Петр и его политика вызывали недовольство не только реакционных «приверженцев старины». Тяжело приходилось не только народу, изнемогавшему от поборов и не понимавшему ни целей бесконечных войн, ни смысла многочисленных нововведений и переименований. Духовенство с негодованием относилось к попранию традиционных ценностей и распространению на церковь жесткого государственного гнета. Представители элиты бесконечно устали от постоянных перемен и все новых обязанностей, возлагаемых на них царем, оттого, что нет и уголка, где можно было бы укрыться от беспокойного властителя и перевести дух. Однако всеобщий протест был как будто скрыт под спудом, проявляясь лишь в глухом ропоте, потаенных разговорах, темных намеках и неопределенных слухах. Ни на какие конкретные действия при жизни Петра недовольные были просто не способны. В эту атмосферу и погрузился царевич.

Да, порой протест против того, что делал Петр, приобретал форму «борьбы за традиции». Но он не сводился к отрицанию европейских ценностей хотя бы потому, что Европа не была чем-то единообразным и внешним по отношению к России. Интерес к европейской культуре в различных ее формах был свойствен отнюдь не только Петру, и проявился он не в конце XVII века, а раньше.

Анализируя круг чтения и интеллектуальные интересы царевича Алексея, американский историк Пол Бушкович пришел к выводу, что «борьба между Петром и его сыном происходила не на почве хрестоматийного конфликта между русской стариной и Европой. Оба они являлись европейцами, но разными европейцами». Петру была ближе северная, протестантская культурная традиция с ее рационализмом, ориентацией на практические знания и навыки и предпринимательским духом. Царевич же тяготел к более мягкой, спокойной и «игровой» культуре южно-европейского барокко. В каком-то смысле Алексей мог считаться человеком даже более европейски образованным, чем его отец. Во всяком случае, никакой культурной или религиозной пропасти между ними не существовало.

Это не означает, что Алексей не имел с отцом принципиальных расхождений в понимании того, как следует развиваться России. Политическая программа царевича, насколько можно судить по сохранившимся данным, сводилась к окончанию войны, сокращению армии и особенно флота и облегчению податей, и оставлению Санкт-Петербурга как столицы. Таким образом, наибольшее неприятие вызывало у него все то, что касалось образа Петра как завоевателя, покорителя и созидателя «нового мира», куда вход царевичу оказался заказан. Новая столица закономерно воспринималась как средоточие этого мира, и все с ним связанное (флот, Северная война, налоги, шедшие в основном именно на строительство Петербурга и войну) вызывало его неприятие. Тем самым царевич действительно готовился сыграть роль «созидателя наоборот», обратную символической роли отца.

Во что именно могло вылиться очередное «переименование всего», если бы он оказался на троне, сказать сложно, но, как показал опыт последующих царствований, едва ли речь могла всерьез идти о реальном, а не символическом отказе от достигнутого и возврате к мифической «московской старине». Примечательно, что большинство крупных деятелей, которые выражали сочувствие Алексею, не были и не могли быть сторонниками какой-либо традиционалистской «реакции». Как и у самого царевича, в их жизни и мировоззрении было слишком много «неотменимо нового». Чтобы убедиться в этом, достаточно перечислить некоторых из них: блестяще образованный рязанский митрополит Стефан (Яворский), выходец с Украины, считавшийся на Руси «иноземцем», крупный военачальник, фельдмаршал граф Б.П. Шереметев, сенатор князь Д.М. Голицын, позже прославившийся стремлением ограничить самодержавие, его брат, блестящий полководец и будущий фельдмаршал князь М.М. Голицын, сенатор и глава Военного комиссариата князь Я.Ф. Долгорукий, известный своей смелостью и неподкупностью, его родственник, военачальник и государственный деятель князь В.В. Долгорукий, сенатор и родственник самого царя граф П.М. Апраксин, сенатор М.М. Самарин, московский губернатор Т.Н. Стрешнев, сенатор граф И.А. Мусин-Пушкин. Это был цвет петровской элиты!

Перечисляя некоторые из этих имен, С.М. Соловьев приводит только две возможные причины их недовольства: засилье «выскочек» типа Меншикова и женитьба царя на безродной «чухонке» Екатерине. Но Меншиков в описываемое время уже во многом утратил свое влияние, а относительно Екатерины тот же В.В. Долгорукий, например, говорил: «Кабы на государев жестокий нрав не царица, нам бы жить нельзя, я бы первый изменил». Природа оппозиционности сановников была глубже и лежала не столько в личной, сколько в политической плоскости. При этом ни о каком подобном заговоре, видимо, не было и помину. Боявшийся своей тени Алексей совершенно не годился на роль главы заговорщиков, да и сочувствующие ему особого желания рисковать головой не проявляли.

Самому Петру масштаб недовольства стал ясен позже. В октябре же 1715 года между ним и царевичем состоялся обмен принципиальными письмами. Оба при этом находились в Петербурге, и переписка показывала не только глубину взаимного отчуждения, но и то официальное значение, которое придавал ей Петр. В первом письме царь упрекал сына в том, что тот не интересуется «правлением дел государственных», «паче же всего» воинским делом, «чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают». В свойственной ему экспрессивной манере выражая тревогу о судьбе «насаженного и возращенного», Петр сетовал: «Еще ж и сие воспомяну, какова злого нрава и упрямого ты исполнен! Ибо, сколь много за сие тебя бранивал, и не точию бранил, но и бивал, к тому ж столько лет почитай не говорю с тобою; но ничто сие успело, ничто пользует, но все даром, все на сторону, и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться…» Завершалось письмо угрозой лишить царевича наследства в случае, если он не «обратится».

Получив письмо, царевич бросился к близким людям. Все они, опасаясь худшего, посоветовали ему отречься. Спустя три дня Алексей отослал царю ответ, представляющий собой формальный отказ от короны в пользу только что родившегося брата Петра. Неудовлетворенный таким ответом царь отвечал, что никакие клятвенные отречения не могут его успокоить: «Того ради так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах».

В монастырь не хотелось, тем более что Алексей не на шутку привязался к Афросинье - крепостной своего воспитателя Никифора Вяземского. Неизменный советчик царевича Александр Кикин советовал соглашаться на постриг: «Ведь клобук не прибит к голове гвоздем, можно его и снять». В итоге в очередном письме к отцу Алексей заявил, что готов стать монахом. Ситуация явно зашла в тупик, поскольку и Петр не мог не понимать, что даже в монастыре сын представляет собой потенциальную угрозу. Желая потянуть время, он предлагает ему подумать обо всем. Однако спустя полгода уже из заграничного похода царь вновь требует немедленного решения: либо в монастырь, либо - в знак доброй воли измениться - приехать к нему в армию.

Бегство в Вену: несостоявшийся заговор

К тому времени у Алексея под влиянием Кикина уже созрел замысел - бежать за границу. Письмо царя давало удобный повод выехать в Европу. Объявив, что принял решение отправиться к отцу, царевич 26 сентября 1716 года покинул Петербург. А поздно вечером 10 ноября он был уже в Вене, явился в дом австрийского вице-канцлера графа Шенборна и, бегая по комнате, озираясь и жестикулируя, заявил ошарашенному графу: «Я прихожу сюда просить цесаря, моего свояка, о протекции, чтоб он спас мне жизнь: меня хотят погубить; хотят у меня и у моих бедных детей отнять корону… а я ни в чем не виноват, ни в чем не прогневил отца, не делал ему зла; если я слабый человек, то Меншиков меня так воспитал, пьянством расстроили мое здоровье; теперь отец говорит, что я не гожусь ни к войне, ни к управлению, но у меня довольно ума для управления…»

Чего хотел добиться царевич, явившись в Вену? Его действия явно были продиктованы отчаянием. Алексей бежал не для реализации каких-то замыслов (как когда-то Григорий Отрепьев - самозваный царевич Димитрий), а оттого, что его угнетало и страшило. Но попытка укрыться от реального мира, разумеется, была обречена на фиаско. Но, может быть, царевич стал игрушкой в руках враждебных отцу сил? Проведенное позже следствие, несмотря на жестокие пытки обвиняемых, не обнаружило никаких далеко идущих замыслов даже у самых близких к нему людей, непосредственно причастных к побегу: Кикина и Афанасьева. Правда, оказавшись за границей, царевич действительно с вниманием и надеждой следил за просачивавшимися из России слухами о растущем недовольстве царем и об ожидаемых в стране волнениях. Но этот факт лишь оттенял его собственную пассивность.

Ловкий дипломат П.А. Толстой уговорил Алексея вернуться из Неаполя в Россию (1717 год) Между тем австрийское правительство и император оказались в очень сложном положении. Петр достаточно быстро смог установить, где именно находится беглец, и направил в Вену эмиссаров - капитана А.И. Румянцева и многоопытного дипломата Петра Андреевича Толстого. Карлу VI было сообщено, что сам факт нахождения Алексея на территории его государства воспринимается царем как крайне недружественный по отношению к России жест. Для Австрии, воевавшей тогда с Османской империей и готовившейся к войне с Испанией, угрозы Петра не были пустым звуком. Алексею опять не повезло: в иных обстоятельствах его родственник-император мог бы попытаться разыграть столь неожиданно пришедшую в руки карту. К тому же австрийцы быстро убедились, что полагаться на Алексея нельзя. В результате Вена предпочла проявить уступчивость. Толстой получил возможность встречаться с Алексеем (к тому времени тот был переправлен в Неаполь) и использовать все свои таланты для того, чтобы склонить царевича к возвращению.

В ход пошли все средства. Роль пряника играли обещания царя простить сына, позволить ему жениться на Афросинье и отпустить на жительство в деревню. В качестве же кнута использовалась угроза разлучить его с любовницей, а также заявления одного из австрийцев (подкупленного Толстым), что император предпочтет выдать беглеца, чем защищать его силой оружия. Характерно, что, пожалуй, больше всего на Алексея подействовала перспектива приезда в Неаполь отца и встречи с ним лицом к лицу. «И так сие привело его в страх, что в том моменте мне сказал, еже всеконечно ехать к отцу отважится», - сообщал Толстой. Немалую роль, видимо, сыграла и позиция ожидавшей ребенка Афросиньи, которую Толстой сумел убедить или запугать. В итоге согласие на возвращение было вырвано неожиданно быстро.

Удача пришла к Толстому вовремя, поскольку в какой-то момент Алексей, усомнившийся в готовности австрийцев защищать его, попытался вступить в контакт со шведами. Для главного врага Петра, короля Карла XII, находившегося в катастрофическом положении, это было настоящим подарком. Решено было обещать Алексею армию для вторжения в Россию, однако для начала переговоров шведам просто не хватило времени. Стоит, впрочем, заметить, что этот поступок царевича, действительно содержавший все признаки государственной измены, не всплыл на последующем следствии и остался неизвестен Петру.

Из пыточных речей Алексея

1718 июня в 19 день царевич Алексей с розыску сказал: на кого-де он в прежних своих повинных написал и пред сенаторами сказал, то все правда, и ни на кого не затеял и никого не утаил…

Дано ему 25 ударов.

Да июня ж в 24 день царевич Алексей спрашиван в застенках о всех его делах, что он на кого написал своеручно и по расспросам и с розыску сказал, и то ему все чтено: что то все написал он правдуль, не поклепал ли кого и не утаил ли кого? На что он, царевич Алексей, выслушав того всего именно, сказал, что-то все он написал, и по расспросам сказал самую правду, и никого не поклепал и никого не утаил…

Дано ему 15 ударов.

Последняя встреча

Встреча отца и сына произошла 3 февраля 1718 года в Кремлевском дворце в присутствии духовенства и светских вельмож. Алексей плакал и каялся, Петр же вновь обещал ему прощение при условии безоговорочного отказа от наследства, полного признания и выдачи сообщников. Следствие началось фактически уже на следующий день после церемониального примирения царевича с отцом и торжественного отречения его от престола. Позже специально для расследования предполагаемого заговора была создана Тайная канцелярия, во главе которой оказался все тот же П.А. Толстой, чья карьера после успешного возвращения Алексея в Россию явно пошла в гору.

Первым жестоким пыткам были подвергнуты те, чья близость к царевичу была хорошо известна: Кикин, Афанасьев, духовник Яков Игнатьев (все они были затем казнены). Арестованный поначалу князь Василий Долгорукий отделался ссылкой. Параллельно допрашивались мать царевича Евдокия (в монашестве - Елена) Лопухина и ее близкие, и хотя никакой их причастности к бегству установлено не было, многие из них поплатились жизнью за надежды на скорую смерть Петра и воцарение Алексея.

Первая волна разбирательств и репрессий завершилась в Москве, и в марте Алексей и Петр перебрались в Петербург. Однако следствие на этом не завершилось. Толстой чувствовал настойчивое желание царя увидеть в сыне главу заговора и стремился этот заговор найти. Кстати, именно события этого периода следствия изображены на известной картине Н.Н. Ге. Переломными оказались показания Афросиньи о мыслях и словах царевича за границей: о его надеждах на бунт или скорую смерть отца, о письмах, которые он направлял в Россию архиереям, желая напомнить им о себе и своих правах на престол. Имелся ли во всем этом «состав преступления»? Конечно, в вину Алексею ставились в основном замыслы, а не дела, но, по тогдашним правовым представлениям, принципиальной разницы между тем и другим просто не было.

Несколько раз царевича пытали. Сломленный задолго до физических истязаний, он как мог стремился выгородить себя. Изначально Петр был склонен возлагать вину на мать Алексея, его ближайших советчиков и «бородачей» (духовенство), но за полгода следствия выявилась картина столь масштабного и глубокого недовольства его политикой в среде элиты, что о наказании всех «фигурантов» дела не могло быть и речи. Тогда царь прибег к стандартному ходу, сделав подозреваемых судьями и возложив на них тем самым символическую ответственность за судьбу главного обвиняемого. 24 июня Верховный суд, состоявший из высших сановников государства, единогласно приговорил Алексея к смерти.

Мы, вероятно, никогда не узнаем, как именно умер царевич. Его отец был менее всего заинтересован в разглашении подробностей неслыханной казни собственного сына (а в том, что это была именно казнь, сомнений почти нет). Как бы то ни было, именно после смерти Алексея преобразования Петра становятся особенно радикальными, нацеленными на тотальный разрыв с прошлым.

Царевич, старший сын Петра Великого от первого его брака с Е. Ф. Лопухиной, род. 18 февраля 1690 г., † 26 июня 1718 г. Царевич Алексей первые годы своей жизни оставался на попечении бабушки, Натальи Кирилловны, и матери, Евдокии Федоровны; отец его слишком занят был кипучею общественною деятельностью, от которой отдыхал не у семейного очага, а на воинских потехах или в Немецкой слободе. По смерти Натальи Кирилловны (в 1694 г.) в жизни царевича главное место заняла мать его, что имело влияние на те дружеские отношения, в каких он находился к ней и в позднейшее время. Шести лет царевич Алексей стал учиться грамоте по Часослову и букварю у Никифора Вяземского, человека простого и малообразованного, знакомился также с "естеством письмен, ударением гласа и препинанием словес" по грамматике Кариона Истомина. В сентябре 1698 года, по заточении царицы Евдокии в Суздальский монастырь, царевич лишился материнского присмотра и перевезен к тетке, Наталье Алексеевне, в село Преображенское. Здесь, однако, под руководством учителя своего Н. Вяземского и воспитателей Нарышкиных (Алексея и Василия) он мало чем занимался, за исключением разве "избных забав", и "больше учился ханжить". Его окружали в это время Нарышкины (Василий и Михаил Григорьевичи, Алексей и Иван Ивановичи) и Вяземские (Никифор, Сергей, Лев, Петр, Андрей). Дурное влияние на него имели его духовник, верхоспасский поп, потом протопоп Яков Игнатьев, благовещенский ключарь Алексей, поп Леонтий Меньшиков, который, заведуя воспитанием царевича, сознательно небрежно относился к делу с целью дискредитировать Алексея Петровича в глазах царя. Царь, однако, решил было (в 1699 г.) отправить сына в Дрезден для обучения наукам, но вскоре (быть может, под влиянием смерти генерала Карловича, которому предполагалось поручить это обучение) изменил свое решение. В наставники царевичу приглашен был саксонец Нейгебауер, бывший студент Лейпцигского университета. Он не сумел привязать к себе царевича, ссорился с прежними его учителями и досаждал Меньшикову, а поэтому в июле 1702 г. потерял должность. В следующем году место его занял Гюйссен, человек льстивый, не желавший принять на себя ответственности в возложенном на него поручении, а потому и малодостоверный в своих рассказах о царевиче. Но и Гюйссен, очевидно, не слишком заботился об успешном воспитании Алексея Петровича, так как и после отъезда Гюйссена в 1705 г. царевич Алексей все еще продолжал учиться. В 1708 г. Н. Вяземский доносил, что царевич занимается языками немецким и французским, изучает "четыре части цифири", твердит склонения и падежи, пишет атлас и читает историю.

В это время, однако, царевич вступал в период более самостоятельной деятельности. Уже в 1707 г. Гюйссен (отправленный за границу с дипломатическими поручениями) предлагал в супруги Алексею Петровичу принцессу Шарлотту Вольфенбюттельскую, на что царь изъявил согласие. Во время путешествия своего в Дрезден в 1709 году, путешествия, предпринятого с целью обучения немецкому и французскому языкам, геометрии, фортификации и "политическим делам" вместе с Александром Головкиным (сыном канцлера) и кн. Юрием Трубецким, царевич виделся с принцессою в Шлакенберге весною 1710, а через год, 11 апреля, подписан был контракт о бракосочетании. Самый брак заключен 14 октября 1711 г. в Торгау (в Саксонии).

Царевич заключил брак с иностранной принцессой неправославного вероисповедания лишь по приказанию царя. Отношения его к отцу играли первенствующую роль в его жизни и слагались частью под влиянием его характера, частью в силу внешних обстоятельств. Бедный духовными дарованиями, царевич отличался довольно нерешительным и скрытным характером. Черты эти развились под влиянием того положения, в каком он находился еще в юности. С 1694 г. по 1698 г. царевич жил у матери, которая тогда уже не пользовалась царским расположением. Пришлось выбирать между отцом и матерью, а решиться было трудно. Но царевич любил мать и поддерживал с нею сношения даже после ее заточения, например ездил к ней на свидание в 1707 г.; этим он, конечно, возбуждал чувство неприязни в отце. Надо было скрывать свою привязанность к матери от отцовского гнева. Слабая душа царевича страшилась могучей энергии отца, а последний все более и более убеждался в неспособности сына стать деятельным поборником его предначертаний, опасался за судьбу преобразований, введению которых посвятил всю свою жизнь, и потому сурово стал относиться к сыну. Алексей Петрович боялся жизненной борьбы; он искал от нее убежища в религиозной обрядности. Недаром читал он Библию шесть раз, делал выписки из Барония о церковных догматах, обрядах и чудесах, покупал книги религиозного содержания. Царь, напротив, обладал глубоким практическим смыслом и железною волей; в борьбе крепли и множились его силы; он жертвовал всем для введения преобразований, которые суеверный сын его считал противными православию. Когда царевич жил в Преображенском (1705-1709 гг.), его окружали лица, которые, по собственным его словам, приучали его "ханжить и конверсацию иметь с попами и чернцами и к ним часто ездить и подпивать". В обращении с этими подчиненными лицами царевич, умевший склоняться перед сильною волей отца, сам обнаруживал признаки своеволия и жестокости, он бил Н. Вяземского и драл "честную браду своего радетеля" духовника Якова Игнатьева. Уже в это время царевич сознавался ближайшему своему другу, тому же Якову Игнатьеву, что желает смерти отца, а протопоп утешал его тем, что Бог простит и что все они желают того же. И в этом случае поведение царевича в Преображенском не оставалось, конечно, безызвестным отцу. В народе также стали ходить слухи о разладе царевича с царем. Во время пыток и казней после стрелецкого бунта монастырский конюх Кузьмин рассказывал стрельцам следующее: "Государь немцев любит, а царевич их не любит, приходил к нему немчин и говорил неведомо какие слова и царевич на том немчине платье сжег и его опалил. Немчин жаловался государю и тот сказал: для чего ты к нему ходишь, покаместь я жив, потаместь и вы". В другой раз, в 1708 году, среди недовольных ходили слухи, что царевич также недоволен, окружил себя казаками, которые по его велению наказывают бояр - царских потаковников, и говорит, будто бы и ему государь не батюшка и не царь. Таким образом молва народная олицетворяла в царевиче Алексее надежду на высвобождение из-под тяжелого гнета Петровских реформ и неприязненным отношениям двух различных характеров придавала оттенок политической вражды; семейный раздор стал превращаться в борьбу партий. Если в 1708 году царевич предлагал царю статьи об укреплении московской фортеции, об исправлении гарнизона, о составлении нескольких пехотных полков, о сыске и обучении недорослей, если он в том же году набирал полки при Смоленске, отсылал в Петербург шведских полоняников, извещал о военных действиях против донских казаков с Булавиным во главе и ездил осматривать магазины в Вязьму, в 1709 г. приводил полки к отцу в Сумы, - то в позднейшее время далеко не выказывал такой деятельности и все менее и менее пользовался доверием царя. Заграничные поездки царевича едва ли принесли ему существенную пользу. После первой из них (1709-1712 г.) царевич дурно обращался с женою, предавался пьянству и продолжал дружить с попами. После второй - он вступил в связь с Евфросиньей Федоровной, пленной, принадлежавшей его учителю Н. Вяземскому. Вместе с тем он стал обнаруживать непослушание, упрямство, а также отвращение к военному делу и начал помышлять о побеге за границу. Царь, по-видимому, не знал этих тайных помыслов, но тем не менее замечал в сыне перемену к худшему. В самый день смерти кронпринцессы Шарлотты, 22 окт. 1715 г., царь письменно требовал от царевича, чтобы он или исправился, или поступил в монахи, а в письме от 19 янв. 1716 г. прибавил, что в противном случае поступит с ним, как "с злодеем". Тогда Алексей Петрович, поддерживаемый сочувствием А. Кикина, Ф. Дубровского и камердинера Ивана Большого, бежал вместе с Евфросиньей через Данциг в Вену, где и явился к канцлеру Шенборну 10 ноября 1716 г. Заручившись покровительством императора Карла VI (который приходился ему шурином), Алексей Петрович проехал в Тироль, где остановился в замке Эренберге 7 дек. 1716 г., а 6 мая 1717 г. прибыл в неаполитанский замок Сент-Эльмо. Здесь застали его посланные царем Петр Толстой и Александр Румянцев. Несмотря на опасение царевича, Толстому удалось уговорить его ехать обратно в Россию (14 окт.), причем во время возвращения Алексей Петрович получил разрешение жениться на Евфросинье Федоровне, но не за границей, а по вступлении в пределы России, для того, чтобы меньше стыда было. Первое свидание отца с сыном произошло 3 февраля 1718 г. Вслед за тем царевич лишен права наследовать престол, начались пытки и казни (Кикина, Глебова и мн. друг.). Розыск первоначально производился в Москве, в половине марта месяца, затем переведен в Петербург. Царевич также подвергался пыткам с 19 по 26 июня, когда в 6-м часу пополудни скончался, не дождавшись выполнения смертного приговора.

От кронпринцессы Шарлотты царевич имел двух детей: дочь Наталью, род. 12 июля 1714 г., и сына Петра, род. 12 окт. 1715 г. От Евфросиньи Федоровны Алексей Петрович также должен был иметь ребенка в апреле 1717 г.; судьба его остается неизвестной.

Важнейшие исследования о царевиче Алексее: Н. Устрялова "История царствования Петра Великого", т. VI; С. Соловьева "История России", том ХVII; А. Брикнер , "История Петра Великого"; М. Погодин, "Суд над царевичем Алексеем Петровичем" (в "Рус. бес.", 1860 г., кн. стр. 1-84); Н. Костомаров , "Царевич Алексей Петрович" (в "Древн. и нов. Рос.", т. I, стр. 31-54 и 134-152).

{Брокгауз}

{Половцов}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

), родился 18 февраля 1690 г. С малолетства Алексей находился при матери и бабушке (Наталье Кирилловне Нарышкиной), а после смерти последней (1694) был под исключительным влиянием нелюбимой Петром Евдокии. С 1696 г. Алексей Петрович начал учиться грамоте по букварю Кориона Истомина; руководителем его воспитания был Никифор Вяземский. В сентябре 1698 г. мать царевича была отправлена в Суздальский Покровский монастырь и через 10 месяцев пострижена, а Алексей увезен в село Преображенское и отдан под надзор сестры Петра I, царевны Натальи Алексеевны.

Петр мечтал отправить Алексея Петровича в Дрезден для соответствующего воспитания, но передумал и в июне 1701 г. принял на службу саксонского подданного Мартина Нейгебауэра «для наставления в науках и нравоучении» царевича. Нейгебауэр недолго пробыл воспитателем (до 1702). В 1703 г. был уже назначен некто Гизен обер-гофмейстером царевича под начальством князя Меньшикова. Вообще, воспитание царевича было самое бестолковое. Влияние недовольных приверженцев русской старины и матери пересиливало прочие. Петр I мало замечал, чем занят его юный сын и требовал от него только исполнения своих приказаний. Алексей Петрович боялся отца, не любил его, но с большой неохотой подчинялся его приказам. В конце 1706 г. или самом начале 1707 г. Алексею Петровичу устроили свидание с его матерью, за что Петр I сильно разгневался на сына.

Царевич Алексей Петрович. Портрет работы И. Г. Таннауэра, 1710-е

С 1707 г. отец требует, чтобы царевич помогал ему в кое каких делах: в феврале этого года царь посылает Алексея Петровича в Смоленск заготовить провиант и набирать рекрутов, в июне царевич сообщает Петру о количестве хлеба во Пскове ввиду заготовления провианта. Из Смоленска же пишет Алексей Петрович об отправлении стрельцов и солдат. В октябре мы видим его в Москве, где он получил приказание надзирать за укреплением Кремля и присутствовать в канцелярии министров. В том же 1707 г. через Гизена начинается дело о браке царевича с принцессой Брауншвейг-Вольфенбюттельской Шарлоттой, сестрой немецкой императрицы, однако учение Алексея Петровича еще не прекращалось. В январе 1708 г. Н. Вяземский доносил Петру «об учебных, в немецком языке, истории и географии, и правительственных занятиях царевича». В этом году Алексей Петрович распоряжался в Преображенском «касательно офицеров и недорослей», писал к отцу «о распоряжении касательно возмутительных писем полоненников, порохе, сборе пехотных полков и их обмундировке». Тогда же Петр I заставляет Алексея Петровича принять более деятельное участие в усмирении Булавинского бунта . В 1709 г. мы застаем царевича в Малороссии; его побуждают там к энергичной деятельности, но он тяготится ею и занемогает.

Вскоре по выздоровлении Алексей Петрович уезжает в Москву. В 1710 г. через Варшаву и Дрезден царевич едет в Карлсбад, во время пути он свиделся со своей нареченной невестой. Цель поездки была, по мысли Петра I «учиться языкам немецкому и французскому, геометрии и фортификации», что и выполнялось в Дрездене после поездки в Карлсбад. Весною 1711 г. Алексей Петрович был в Брауншвейге, а в октябре того же года состоялось бракосочетание царевича и принцессы, оставшейся при евангелическо-лютеранском вероисповедании; на бракосочетание прибыл и Петр I из Торгау. Отец очень надеялся, что женитьба изменит сына и вложит в него новую энергию, но расчеты его оказались неверными: принцесса Шарлотта не была создана для такой роли. Как у Алексея Петровича не было охоты к отцовской деятельности, так у его жены не было охоты стать русской и действовать в интересах России и царского семейства, употребляя свое влияние на мужа. Муж и жена были похожи друг на друга – косностью природы; энергия, наступательное движение против препятствий были чужды обоим. Природа обоих требовала бежать, запираться от всякого труда, от всякой борьбы. Этого бегства друг от друга было достаточно для того, чтобы брак был нравственно бесплоден.

В июле 1714 г. у кронпринцессы родилась дочь Наталья. Алексей Петрович был за границей. К этому же времени относится связь царевича с полоненной крепостной девицей его учителя, Вяземского, Ефросиньей Федоровой, а также окончательный разлад между отцом и сыном. Накануне рождения у Алексея Петровича сына Петра (будущего императора Петра II – 12 октября 1715 г.) Петр I пишет царевичу письмо с упреками за нерадение о войне и угрозой лишить престолонаследия вследствие упорства. Вскоре после рождения сына жена Алексея Петровича занемогла и скончалась. Отношения между царевичем и Петром еще больше обострились; 31 октября 1715 г. Алексей Петрович, посоветовавшись со своими любимцами Кикиным и Долгоруковым, отвечал царю, что готов отречься от наследства. За 4 дня перед тем у Петра родился от его новой спутницы, Екатерины , сын Петр.

В январе 1716 г. царь пишет Алексею Петровичу «отмени нрав или будь монах». Царевич отвечает, что готов постричься. Петр дает ему полгода на размышление, но в это уже время начинают подготовлять бегство царевича: Кикин едет за границу и обещает найти там убежище. Петр из-за границы пишет (август 1715 г.) третье грозное письмо с решительным повелением или постричься немедленно, или ехать к нему для участия в военных действиях. Алексей Петрович медленно собрался в путь вместе с Ефросиньей. В Данциге царевич исчез. Приехав через Прагу в Вену, он представился австрийскому вице-канцлеру гр. Шенборну, жаловался на отца и просил о покровительстве. Просьба была принята (император Карл VI был шурином Алексея Петровича). Царевича сперва отправили в местечко Вепербург, а затем в Тироль, в замок Эренберг.

Весною 1717 г. Петр I после долгих безуспешных розысков узнал, что Алексей Петрович укрывается во владениях императора. Дипломатические переговоры не привели ни к чему: царевича отказывались выдать. Румянцев сообщил царю, где находится Алексей Петрович; за ним начали следить. В апреле 1717 г. царевич с приближенными переехал в замок Сант-Эльмо, близ Неаполя. Петр вскоре послал к цесарю Толстого и Румянцева требовать цесаревича, грозя войною, в то же время царь обещал Алексею Петровичу прощение в случае, если он вернётся в Россию. В августе Толстому и Румянцеву было разрешено свидание с царевичем. В сентябре все усилия убедить Алексея Петровича вернуться на родину не привели ни к чему. Наконец в октябре угрозами, обманами и хитростями его удалось убедить. Алексей Петрович просил только, чтобы ему было дозволено жить в деревне, и была оставлена при нем Ефросинья. Пётр I обещал это.

1 января 1718 г. царевич был уже в Данциге, а к 1 февралю – в Москве. 3 февраля последовало свидание Алексея Петровича с отцом и отречение от престола. Начался розыск по делу царевича, к которому привлечены были близкие к нему Кикин, Афанасьев, Глебов, епископ Досифей, Воронов. В. Долгорукий, многие другие, а также бывшая жена Петра I, Евдокия Лопухина, и царевна Мария Алексеевна. Царевича пока не допрашивали и не пытали. 18 марта Петр I с сыном отправился в Петербург. Сюда же была привезена Ефросинья, но без всякого свидания с Алексеем Петровичем и, несмотря на то, что она была беременна, отправлена в Петропавловскую крепость, (о ребенке Ефросиньи потом нет никаких известий). Ефросинья дала показания, раскрывавшие все поведение Алексея Петровича за границей, все разговоры царевича о смерти отца и возможном бунте против него.

Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе. Картина Н. Ге, 1871

В мае месяце сам Петр I стал устраивать допросы и очные ставки Алексея Петровича и Ефросиньи, причём приказывал подвергать царевича пыткам. 14 июня Алексея Петровича арестовали и посадили в Петропавловскую крепость, где пытали. 24 июня 1718 царевич был приговорен 127 членами верховного суда к смертной казни. 26 июня в 8 часу пополуночи начали собираться в гарнизон: Петр I, Меншиков , Долгорукий, Головкин , Апраксин , Пушкин, Стрешнев, Толстой, Шафиров , Бутурлин, и учинен был Алексею Петровичу застенок. К 11 часу собравшиеся разъехались. «Того же числа пополудни в 6 часу, будучи под караулом в Трубецком раскате в гарнизоне, царевич Алексей Петрович преставися».

30 июня, 1718 г. вечером в присутствии царя и царицы тело царевича было предано земле в Петропавловском соборе рядом с гробом покойной супруги его. Траура не было.

Царевич Алексе́й Петро́вич (Алексей Петрович Романов ; 18 февраля , Преображенское - 26 июня [7 июля ] , Санкт-Петербург) - наследник российского престола, старший сын Петра I и его первой жены Евдокии Лопухиной .

Энциклопедичный YouTube

1 / 3

✪ Маресьев Алексей Петрович

✪ Царевич Алексей: сын и противник государя-реформатора

✪ Алексей Ситников привёз НЛП в СССР

Субтитры

Биография

Алексей Петрович родился 18 (28) февраля 1690 года в Преображенском . Крещён 23 февраля (5 марта) 1690 года, восприемники - патриарх Иоаким и царевна Татьяна Михайловна . Тезоименитство 17 марта, небесный покровитель - Алексий, человек Божий . Был назван в честь деда, царя Алексея Михайловича .

В первые годы жил на попечении своей бабушки Натальи Кирилловны . Шести лет стал учиться грамоте у Никифора Вяземского , человека простого и малообразованного, которого иногда поколачивал. Равным образом драл «честную браду своего радетеля» духовника Якова Игнатьева.

После заточения в монастырь в 1698 году своей матери передан под опеку своей тётки Натальи Алексеевны и перевезён к ней в Преображенский дворец . В 1699 году Пётр I вспомнил про сына и хотел отправить его вместе с генералом Карловичем учиться в Дрезден . Однако из-за смерти генерала в качестве наставника был приглашён саксонец Нейгебауэр из Лейпцигского университета . Он не сумел привязать к себе царевича и в 1702 г. потерял должность.

В следующем году место воспитателя занял барон Гюйссен . В 1708 году Н. Вяземский доносил, что царевич занимается языками немецким и французским, изучает «четыре части цифири», твердит склонения и падежи, пишет атлас и читает историю. Продолжая до 1709 г. жить далеко от отца, в Преображенском, царевич находился в окружении лиц, которые, по его собственным словам, приучали его «ханжить и конверсацию иметь с попами и чернцами и к ним часто ездить и подпивать». Тогда же в момент продвижения шведов в глубь континента Пётр поручает сыну следить за подготовкой рекрутов и строительством укреплений в Москве, однако результатом работы сына остаётся недоволен - особенно царя разозлило, что во время работ царевич ездил в Суздальский монастырь, где находилась его мать.

В 1707 году Гюйссен предложил в супруги Алексею Петровичу 13-летнюю на тот момент принцессу Шарлотту Вольфенбюттельскую , сестру будущей австрийской императрицы . В 1709 году в сопровождении Александра Головкина и князя Юрия Трубецкого ездил в Дрезден с целью обучения немецкому и французскому языкам, геометрии, фортификации и «политическим делам». В Шлакенверте весной 1710 год увиделся со своей невестой, а через год, 11 апреля, подписан был контракт о бракосочетании. Свадьба была пышно отпразднована 14 октября 1711 года в Торгау .

В браке у царевича родились дети - Наталья (1714-1728) и Пётр (1715-1730), впоследствии император Пётр II . Вскоре после рождения сына Шарлотта скончалась, и царевич выбрал себе из крепостных Вяземского любовницу, именем Ефросинью , с которой ездил в Европу и которая позже допрашивалась по его делу и была оправдана.

Бегство за границу

Рождение сына и смерть жены Алексея совпали с рождением долгожданного сына у самого Петра Великого и его жены Екатерины - царевича Петра Петровича . Это пошатнуло положение Алексея - он больше не представлял для отца интереса даже как вынужденный наследник. В день похорон Шарлотты Пётр передал сыну письмо, в котором отчитал за то, что тот «не выказывает склонности государственным делам», и убеждал исправиться, в противном случае грозясь не только отстранить его от наследования, но то и похуже: «ежели жени, то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу яко уд гангренный, и не мни себе, что я сие только в устрастку пишу - во истину исполню, ибо за Моё Отечество и люд живота своего не жалел и не жалею, то како могу Тебя непотребного пожалеть». В 1716 году в результате конфликта с отцом, который требовал от него скорей определиться в вопросе о постриге, Алексей с помощью Кикина (начальника Санкт-Петербургского адмиралтейства, подавшего царевичу идею принять монашество) выехал в Польшу формально для того, чтобы навестить отца, находившегося тогда в Копенгагене, но из Гданьска тайно бежал в Вену и вёл там сепаратные переговоры с европейскими правителями, включая родственника своей жены австрийского императора Карла . Для сохранения секретности австрийцы переправили Алексея в Неаполь . Алексей планировал дождаться на территории Священной Римской империи смерти Петра (который в этот период тяжело болел) и затем, опираясь на помощь австрийцев, стать русским царём.

Согласно его показаниям на следствии, он был готов ради захвата власти опереться на австрийскую армию. В свою очередь австрийцы планировали использовать Алексея как свою марионетку в интервенции против России, но отказались от своего намерения, посчитав такое предприятие слишком опасным

для нас не является невозможным добиться определённых успехов в землях самого царя, то есть поддерживать любые восстания, но нам в действительности известно, что этот царевич не имеет ни достаточной храбрости, ни достаточного ума, чтобы извлечь какую-либо реальную выгоду или пользу из этих [восстаний]

Поиски царевича долгое время не приносили успеха, возможно, по той причине, что заодно с Кикиным был А. П. Веселовский , русский посол при венском дворе, которому Пётр I поручал найти Алексея. Наконец русская разведка выследила местоположение Алексея (замок Эренберг в Тироле), и от императора потребовали выдачи царевича России.

6 мая 1717 года Алексей перебрался в неаполитанский замок Сант-Эльмо . Здесь застали его посланные Петром Пётр Толстой и Александр Румянцев .

Император Священной Римской империи отказался выдать Алексея, но разрешил допустить к нему П.Толстого. Последний предъявил Алексею письмо Петра, где царевичу гарантировалось прощение любой вины в случае немедленного возвращения в Россию

Буде же побоишься меня, то я тебя обнадёживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то, … яко государь твой, за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить, в чём бог мне поможет в моей истине.

Из письма Петра Алексею

Письмо, однако, не смогло заставить Алексея вернуться. Тогда Толстой подкупил австрийского чиновника, чтобы тот «по секрету» сообщил царевичу, что его выдача в Россию - вопрос решённый

А потом увещал я секретаря вицероева, который во всех пересылках был употреблён и человек гораздо умён, чтоб он, будто за секрет, царевичу сказал все вышеписанные слова, которые я вицерою советовал царевичу объявить, и дал тому секретарю 160 золотых червонных, обещая ему наградить вперёд, что оный секретарь и учинил

Из донесения Толстого

Это убедило Алексея, что расчёты на помощь Австрии ненадёжны. Осознав, что помощи от Карла VI он не получит, и страшась возвращения в Россию, Алексей через французского офицера Дюре тайно обратился с письмом к шведскому правительству с просьбой о помощи. Однако данный шведами ответ (шведы обязались предоставить Алексею армию для возведения его на престол) запоздал , и П. Толстой сумел угрозами и посулами 14 октября добиться от Алексея согласия на возвращение в Россию до того, как он получил послание от шведов.

Дело царевича Алексея

После возвращения за тайное бегство и деятельность во время пребывания за границей Алексей был лишён права на престолонаследие (манифест 3(14) февраля 1718 года), причём он сам дал торжественную клятву об отказе от престола в пользу брата Петра Петровича в Успенском соборе Кремля в присутствии отца, высшего духовенства и высших сановников. При этом ему было объявлено прощение на условии признания всех совершённых проступков («Понеже вчерась прощение получил на том, дабы все обстоятельства донести своего побегу и прочего тому подобного; а ежели что утаено будет, то лишён будешь живота;… ежели что укроешь и потом явно будет, на меня не пеняй: понеже вчерась пред всем народом объявлено, что за сие пардон не в пардон»). Уже на следующий день после церемонии отречения началось следствие, порученное Тайной канцелярии и возглавленное графом Толстым. Алексей в своих показаниях постарался изобразить себя жертвой своего окружения и свалить на своих приближённых всю вину. Лица, его окружавшие, были казнены, но это не помогло Алексею - его любовница Ефросинья дала исчерпывающие показания, изобличившие Алексея во лжи. В частности, выяснилось, что Алексей был готов для захвата власти использовать австрийскую армию и намеревался при удобном случае возглавить мятеж русских войск. Дошло до того, что проскользнули намёки на попытки Алексея связаться с Карлом XII . На очной ставке Алексей подтвердил показания Ефросиньи, хотя ничего не сказал о каких-либо реальных или мнимых связях со шведами. Сейчас трудно установить в полной мере достоверность этих показаний. Хотя пытки на этом этапе следствия не применялись, Ефросинья могла быть подкуплена, а Алексей мог давать ложные показания из страха применения пыток. Однако в тех случаях, когда показания Ефросиньи можно проверить из независимых источников, они подтверждаются (например, Ефросинья сообщила о письмах, которые Алексей писал в Россию, готовя почву для прихода к власти - одно такое письмо (неотправленное) было найдено в архиве Вены).

Смерть

На основании всплывших фактов царевич был предан суду и осуждён на смерть как изменник. Следует отметить, что связи Алексея со шведами остались неизвестными суду, а обвинительный приговор был вынесен на основании других эпизодов, которые по действовавшим в тот период законам карались смертью.

Существуют данные, согласно которым Алексей был тайно убит в тюремной камере по приказу Петра, но они сильно противоречат друг другу в деталях. Опубликованное в XIX веке при участии М. И. Семевского «письмо А. И. Румянцева Д. И. Титову » (по другим данным, Татищеву) с описанием убийства Алексея является доказанной подделкой; оно содержит ряд фактических ошибок и анахронизмов (на что указывал ещё Н. Г. Устрялов), а также близко к тексту пересказывает ещё не вышедшие тогда официальные публикации о деле Алексея .

В медиа можно встретить сведения, что при жизни Алексей болел туберкулёзом - по мнению ряда историков, скоропостижная смерть стала следствием обострения болезни в тюремных условиях или результатом побочного действия лекарственных средств.

Алексей был похоронен в Петропавловском соборе крепости в присутствии отца. Посмертная реабилитация Алексея, изъятие из обращения осуждающих его манифестов и направленной на оправдание действий Петра «Правды воли монаршей» Феофана Прокоповича произошли во время царствования его сына Петра II (с 1727).

В культуре

В литературе

Личность царевича привлекла внимание писателей (начиная с Вольтера и Пушкина), а в XIX в. и многих историков.

• А. Н. Толстой , «Пётр Первый » - наиболее известный роман о жизни Петра I , издан в 1945 году (Алексей показан малолетним).
• Д. Мордовцев - роман «Тень Ирода. (Идеалисты и реалисты)»
• Д. С. Мережковский - роман «Антихрист. Пётр и Алексей »

В искусстве

Алексей изображён на известной картине Н. Н. Ге «Пётр допрашивает царевича Алексея в Петергофе» (1871 г.).

Кинематограф

• В художественном фильме Владимира Петрова «Пётр Первый » (1937) роль царевича с высоким драматическим мастерством сыграл Николай Черкасов . Здесь образ Алексея Петровича истолкован в духе официальной историографии как образ ставленника отживших сил внутри страны и враждебных зарубежных держав, врага петровских реформ и имперской мощи России. Его осуждение и убийство подаются как справедливый и необходимый акт, что служило в годы создания фильма косвенным аргументом в пользу сталинских репрессий. При этом нелепо видеть десятилетнего царевича главой боярской реакции уже ко времени Нарвской битвы. [ ]
• В художественном фильме Виталия Мельникова «Царевич Алексей » (1997) Алексей Петрович показан человеком, который стыдится своего венценосного отца и лишь хочет жить обычной жизнью. При этом он, согласно создателям фильма, был тихим и богобоязненным человеком, который не желал смерти Петру I и смены власти в России. Но в результате дворцовых интриг он был оклеветан, за что был замучен своим отцом, а его товарищи были казнены.