Значение слова ризома в словаре постмодернизма. Феноменология ризомы. Ризоморфные среды Смотреть что такое "ризома" в других словарях

РИЗОМА

РИЗОМА(фр. rhizome - корневище) - понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально нелинейный способ организации целостности (текста), оставляющий открытой возможность как для внутренней имманентной подвижности, так и для интерпретационного плюрализма. Термин «Р.» введен в философию в 1976 Делезом и Гваттари в совместной работе «Rhizome». Понятие Р. выражает фундаментальную для постмодерна деконструктивистскую установку на презумпцию разрушения традиционных представлений о структуре текста как семантически центрированной: «функцией этого центра было бы..., прежде всего, гарантировать, чтобы организующий принцип... ограничивал то, что мы могли бы назвать свободной игрой структуры» (Деррида), в то время как текст абсолютно свободен, ибо «лишен почтения к целостности (закону)» (Барт). Постмодерн реализует себя посредством свободы плюральных нарративных (см. НАРРА-ТИВ) практик, принципиально исключающих саму идею «адекватной» (принцип отсутствия внетекстового «трансцендентного означаемого» у Дерриды) или «правильной» (концепция «заката больших нарраций» у Лиотара) интерпретаций. Сама интерпретация, таким образом, понимается в постмодерне не в классическом герменевтическом смысле, но как процедура «означивания» текста (Кристева), программно плюральной и принципиально произвольной его семантической «центрации». В этом контексте понятие «Р.» вводится Делезом и Гваттари для обозначения радикальной альтернативы замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ориентацию. Такие структуры разделяются ими на собственно «стержневые» (»система-корень»), которым соответствует образ мира как Космоса, и «мочковатые» (»система-корешок»), задающие представление о мире как о «хаосмосе» (термин Джойса). Однако, типологической общностью этих структур является фундирующая их презумпция семиотичности мира, выраженная в метафоре мира как книги и предполагающая возможность его декодирования, т.е. однозначного прочтения, исходя из общего принципа, объективированного в дискурсе кода. В противоположность им Р. - не корень, а радикально отличный от корней «клубень» или «луковица» как потенциальная бесконечность, имплицитно содержащая в себе «скрытый стебель». Принципиальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо Р. абсолютно нелинейна: «мир потерял свой стержень» (Делез и Гваттари). Эта, отличающая Р. от структуры, полиморфность обеспечивается отсутствием единства семантического центра и центрирующего единства кода (в метафорике Делеза и Гваттари - «Генерала»). Логика корня - это логика жестких векторно ориентированных структур, в то время как любая точка Р. может быть связана со всякой другой: «Р. состоит из плато... Колонны маленьких муравьев, покидающих одно плато, чтобы занять другое.... Каждое плато может быть прочитано в любом месте и соотнесено с любым другим» (Делез и Гваттари). (Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для постмодерна текст Э. Ионеску «Трагедия языка»: «Произошло странное событие, и я не понимаю, как это случилось: текст преобразился перед моими глазами... Вполне простые и ясные предложения... сами по себе пришли в движение: они испортились, извратились»). Фундаментальным свойством Р., таким образом, является ее гетерономность при сохранении целостности: она есть «семиотичное звено как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности - лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной; самих по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков» - словно «крысы извиваются одна поверх другой» (Делез и Гваттари). Организационный принцип Р. в этой связи совпадает с принципом конструкции в постмодернистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеал оригинального авторского произведения сменяется идеалом конструкции как стереофонического коллажа явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры «узнавания», и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и квазицитаты (в метафорике Делеза и Гваттари, «в глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая Р.»). В рамках парадигмальной постмодернистской установки, обозначаемой как «смерть субъекта» (»смерть автора»), задается возможность формирования именно ризоморфных художественных сред (текстов): в отличие от «Автора», современный «скриптор» - отнюдь «не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом», ибо он несет в себе не экзистенциальный потенциал аффектов, однозначно центрирующих текстовую семантику, «а только такой необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо, не знающее остановки» (Барт). - Такое письмо принципиально ризоморфно и для него нет и не может быть естественного, правильного или единственно возможного не только способа, но и языка артикуляции: «все приходится распутывать, но расшифровывать нечего, структуру можно прослеживать, протягивать (как подтягивают спущенную петлю на чулке) во всех ее поворотах и на всех уровнях, однако невозможно достичь дна; пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва; письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла» (Барт). Так. обр., значимый аспект бытия Р. фиксируется в принципе «нон-селекции» (Делез и Гваттари), регулятивном по отношению к организации текста (как в процессе его создания, так и в процессе его восприятия (ср. с принципом «рав-нозакония» у Дерриды и принципом «преднамеренного повествовательного хаоса» у Д.В. Фоккема). Для фиксации этого феномена Барт вводит понятие «бесовской текстуры»: «текст... в противоположность произведению, мог бы избрать своим девизом слова одержимого бесами (Евангелие от Марка, 5, 9): «Легион имя мне, потому что нас много». Текст противостоит произведению своей множественной, бесовской текстурой, что способно повлечь зо собой глубокие перемены в чтении». Произвольно задавая Р. ту или иную конфигурацию, «читатель не столько овладевает текстом, сколько создает его», налагая «на него определенную схему смысла» (Дж.Х. Миллер). Если структура понимается Делезом и Гваттари как «калька», которая «воспроизводит только саму себя, когда собирается воссоздать нечто иное», то Р. сопоставляется с «картой», которую можно и нужно читать: «речь идет о модели, которая продолжает формироваться», «карта открыта, она объединяет все свои измерения, она подвижна, переворачиваема, восприимчива к изменениям. Любой индивид, группа, социальная формация может разорвать ее, перевернуть, собрать любым образом, подготовить к работе. Можно нарисовать ее на стене, отнестись к ней как к произведению искусства, сделать из нее политическую акцию или материал для размышлений. Это... одно из наиболее отличительных свойств Р. - иметь всегда множество выходов» (ср. с «дисперсностью доминантных ходов» у Ф. Джеймисо-на, «садом расходящихся тропок» у Борхеса, сетевым «лабиринтом» у Эко с их бесконечным числом входов, выходов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим, - семиотическая модель мира и мира культуры, воплощенная в образе библиотеки-лабиринта в «Имени розы» или «космической библиотеки» у В. Лейча). В силу этого Р., в отличие от структуры, не боится разрыва, но - напротив - конституируется в нем как в перманентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики: «Р, может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию... Линии ускользания - это часть Р. Эти линии постоянно переходят друг в друга... Совершая разрыв, мы прокладываем линию ускользания» (Делез и Гваттари). Аналогично - Д\"аном была выделена специфика постмодернистского коллажа как «потока симуль-танностей» - в отличие от структурной композиционности коллажа в модернизме (см. ДАДАИЗМ). В этом плане включение Делезом и Гваттари трансформированного текста книги «Ризома» в качестве главы во второй том «Капитализма и шизофрении» придало ей новое звучание в контексте шизоа-нализа: в отличие от ориентированного на осевые структуры психоанализа, калькирующего спонтанность бессознательного, подгоняя его под дискурс своего кода (и фигура Фрейда здесь изоморфна фигуре Генерала), - шизоанализ не калькирует, но задает своего рода ризоморфную карту симультанности бессознательного, которая «не воспроизводит бессознательное, замкнутое в самом себе, она его конструирует» (см. ШИЗОАНАЛИЗ). Креативной континуальности и принципиальной незавершенности Р. соответствует и феномен «гено-текста», выделенный Кристевой: если «фено-текст - это структура (способная к порождению в смысле генеративной грамматики), подчиняющаяся правилам коммуникации, она предполагает субъекта акта высказывания и адресат», то «гено-текст - это процесс, протекающий сквозь зоны относительных и временных ограничений; он состоит в прохождении, не блокированном двумя полюсами, однозначной информации между двумя целостными субъектами». Изоморфна Р. и предложенная И. Хассаном фигура «пастиш» (ит. pasticcio - стилизованная опера-попурри) как языковой прием, в рамках которого свободная семантическая конфигурация цитат задает бесконечность возможных вариаций понимания, организуя пространство текста в качестве взаимодействия множества «текстуальных миров», реализующих себя каждый в своих языке и стилистике. В этом плане Р. конечна, но безгранична; «Р. не начинается и не завершается», и у нее «достаточно сил, чтобы надломать и искоренить слово «быть» (Делез и Гваттари), открывая возможность и свободу бесконечной плюральности своего гипотетического внеонтологи-зирующего «означивания» (см. ОНТОЛОГИЯ). Таким образом, понятие «Р.», интегрально схватывая когерентно сформулированные в философии постмодерна различными авторами представления о нелинейном и программно аструктурном способе вербальной организации, становится фактически базовым для постмодерна понятием, обретая статус фундаментального основания имманентной полисемантичности децентрированного текста.

Новейший философский словарь. - Минск: Книжный Дом . А. А. Грицанов . 1999 .

Смотреть что такое "РИЗОМА" в других словарях:

- (фр. rhizome корневище) понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее … История Философии: Энциклопедия

- (фр. rhizome «корневище») одно из ключевых понятий философии постструктурализма и постмодернизма, введенное Ж. Делёзом и Ф. Гваттари в одноименной книге 1976 года и призванное служить основанием и формой реализации «номадологического… … Википедия

- (франц. rhizome корневище) Понятие, введенное Ж. Делёзом и Ф. Гваттари в книге «Ризома. Введение» (1976) для характеристики современной постмодернистской эстетики. Р. воплощение нового типа эстетических связей нелинейных, хаотичных,… … Энциклопедия культурологии

ризома - РИЗОМА (от греч. rhisoma корень) термин постструктурализма и постмодернизма, разработанный в книге Ж. Делёза и Ф. Гваттари «Ризома» (1974). Р. представляет собой корневище, подземный стебель, запутанную корневую систему, состоящую из… … Энциклопедия эпистемологии и философии науки

Син. термина, корневище. Геологический словарь: в 2 х томах. М.: Недра. Под редакцией К. Н. Паффенгольца и др.. 1978 … Геологическая энциклопедия

Сущ., кол во синонимов: 1 корневище (4) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов

Николай Седнин, "Письмо от бабушки"

Для объяснения запутанности современных литературных текстов есть много концепций. Начиная от интертекстуальности и заканчивая всевозможными деконструкциями, симулякрами, диалогизмами, литературными играми и кучей других простых и сложных слов. На примере постструктуралистического термина «ризома» и классического в изобразительном искусстве принципа золотого сечения я попробую показать то, как критика постмодернизма относится к современным произведениям.

Начну, пожалуй, с ризомы.

Ризому обычно сравнивают с запутанной корневой системой растения или всемирной паутиной. Эдакая децентрализованная, неупорядоченная конструкция. Наподобие большого клубка ниток, который ты не можешь распутать, потому что не знаешь, какой же узелок следует развязать первым.
Литературный аналог ризомы - концепция Текста Ролана Барта. Идея, которую, к сожалению, не может обойти ни один современный критик.
Текст , по Ролану Барту, это отношение к произведению не как какому-нибудь сюжету, у которого есть начало и конец, но как к некоей единице, которая является лишь частью целого множества текстов и входит в состав всеобщего Текста. Как если бы мы читали текст в контексте всех написанных ранее текстов.
Хорошо было бы еще добавить про различия Текста и Произведения.
Произведение, по мнению Барта, "замкнуто" и "малосимволично" - Текст же всецело символичен и отсылает к бесчисленному множеству смыслов. Произведение "интенционально" и "целостно" - Текст же неинтенционален и его можно рассыпать, дробить и переворачивать с ног на голову.
Если же обобщать, то, надо сказать, что ризому-Текст описать достаточно сложно - и еще сложнее ее представить. Но больше всего она походит на очень запутанную систему. Эдакий клубок.

Хаим Сокол, "Летучая трава (Ризома)"

Но вернемся к литературе, чтобы разобраться в том, какие принципы ризомы работают в современном тексте:
Во-первых:
В «клиническом» постмодернистском тексте работает ризоматический принцип незначащего разрыва - если нарушить связь между какими-либо элементами текста, вся конструкция произведения не рассыпится подобно карточному домику. Так, например, в романе Уильяма Берроуза «Голый завтрак» ход событий подчиняется не законам логики, а некоей (если хотите, психоделической) спонтанности. Вы можете порвать сюжет в клочья - и смысл от этого не слишком изменится. Но вряд ли вы способны проделать нечто подобное с романами Толстого.
Во-вторых:
Работает принцип множественности . Цитата ниже:
«…примером, иллюстрирующим <принцип множественности>, является кукловод, управляющий своей марионеткой. Французские философы утверждают, что на самом деле движениями куклы руководит вовсе не желание кукловода, а "множественность нервных волокон". Кукловод, в конечном счете, сам оказывается марионеткой этой множественности». Точно так же и в литературе - автор дает в тексте множество отсылок, но он не управляет тем, какая из них более, а какая менее главная, и как они могут взаимодействовать друг с другом. Так что не всегда понятно - произнося выражение «свобода, равенство, братство», автор намекает на французскую революцию, рок-группу «Алиса» или на то и другое сразу.
И, в-третьих - это принцип картографии и декалькомании .
Структура литературного произведения не подобна кальке, она «открыта, подвижна, переворачиваема и восприимчива к изменениям». В произведении литературы образы и факты не множатся, подобно некой фрактальной структуре, а находятся в неупорядоченном состоянии. Вереница примеров этому может тянутся долго - начиная от того же Берроуза и заканчивая Пелевиным и Татьяной Толстой.

Все эти три пункта - примеры того, как ризома реализуется в художественном тексте. А главное - это типичное понимание произведения в постмодернизме, и важно здесь то, что сам выход за пределы текста при его анализе становится вполне обыденным явлением. Произведение стало похожим на запутанный клубок ниток.
Но:
Отражает ли такое ризоматическое понимание реальную ситуацию в современной литературе?
Взгляните внимательно на фотографию в самом начале статьи - это художественная композиция со множеством различных образов, символов и отсылок. Вполне в духе постмодернизма. Тут тебе и красная шапочка, и семеро волков, и мишень за спиной, две новогодние елки, капканы, а, в довесок, еще и омела над дверным проемом. А если принять в расчет общий характер выполнения работы, то различных смыслов можно насчитать бесчисленное количество. Да и название картинки - «письмо от бабушки» - только множит число возможных интерпретаций.
Вопрос: можно ли применить термин «ризома», анализируя данную фотографию?
С точки зрения того, как в этой работе соотносятся друг с другом разные символы, ответ будет однозначно положительным. Незначащий разрыв, множественность - все перечисленные выше принципы будут работать, клубок ниток на лицо.
Но есть один очень важный момент, который делает ризому совершенно неуместной при критике данной фотографии. Я говорю о композиции.
Все объекты находятся строго на своих местах согласно общепринятым в изобразительном искусстве законам расположения фигур в пространстве.
Посмотрите на схему ниже:

Данная работа, как пишет ее автор Николай Седнин, «построена по принципу песочных часов. Название композиции [письмо от бабушки] содержит ключ, от работы от которого движение спиралеобразно разворачивается к центру к руке с корзиной и далее зеркально отражается той же спиралью. Капкан завершает движение и разворачивает взгляд на повторение уже в обратном порядке. Таким образом рассматривая композицию мы мысленно переворачиваем часы снова и снова наблюдая за этим бесконечным движением.» (отражение этой цитаты видно на картинке выше).
Как видите, композиция фотографии выстраивает все символы в определенной иерархической последовательности. Имеется целый сюжет, и, исключив хотя бы один символ, мы потеряем часть истории.
Но как все-таки доказать то, что у этой работы есть система и цитата выше, не пустая интерпретация автора? Как вообще художник понимает - хорошо закомпанованы объекты на полотне или плохо?
Ответом будет принцип золотого сечения.
Золотое сечение - это то, без чего не обходится ни один грамотный художник. Геометрически вычисленные точки повышенного зрительского внимания на полотне так, что каждый предмет пропорционально соотносится со всеми другими объектами, находящимися на холсте. У всего есть свой размер и место. И компануя предметы в том или ином сочетании, автор акцентирует внимание зрителя на том, что для него важно. Таким образом, грамотная композиция - это когда ты не просто глядишь на полотно, а смотришь туда , куда хочет художник. И даже если, на первый взгляд, кажется, что предметы расположены в произвольном порядке, то это лишь самообман.

Леонардо да Винчи. "Дама с горностаем", "Мадонна Лита", " Джоконда".

Архип Куинджи."Березовая роща"

Вернемся теперь к нашим постмодернистскими текстами.

Можем ли мы сказать, что какой-нибудь роман лишен гармонии расположения событий? Разве то же слово "сюжет" не является ли литературным аналогом художественной композиции? Без подобного «скелета» все тело литературных образов развалится беспорядочной грудой мяса.
А как же старый добрый вопрос о том, что литература и изобразительное искусство, все-таки разные вещи?
Допустим. Но насколько велика эта разница? Быть может, различие только в инструментах?
В живописи грамотная композиция проверяется очень просто - отойдите от картины на десять шагов и посмотрите на нее издалека. Если все предметы на холсте выглядят естественно, то, значит, они расположены верно. В литературе можно сделать нечто подобное - попробуйте описать двухтомный роман на двух страницах, и вы поймете, насколько целостна его структура.
У всего есть композиция.

Но тогда спрашивается - зачем нужна ризома, если есть золотое сечение? Ведь очевидно, если критики будут постоянно применять принцип незначащего разрыва, то авторам лучше забросить свои романы и начать клеить литературные абстракции - чтоб произведение и его анализ хоть как-то совпадали друг с другом.
Но как бы не так. Все-таки ризома является хорошо разработанным, устоявшимся термином. И у нее есть одно замечательнейшее достоинство:
Ризома описывает не само произведение, а то, как оно выглядит в голове автора.
Если бы можно было заглянуть писателю в голову, то мы бы увидели сюжет, действительно очень напоминающий корневую систему растения - мир без конца и начала, со множеством постоянно меняющихся связей, динамичный, неупорядоченный. Т.е. достоинство ризомы в том, что она позволяет увидеть текст таким, каким он был до его создания. Ризома - это попытка заглянуть автору в голову.
И не только автору - но одновременно и зрителю. Ведь когда ты по-настоящему погружаешься в картину, она прорастает в твоем сознании и, постепенно подпитываясь нарастающим потоком ассоциаций, начинает жить собственной жизнью.
Ризома - это произведение, отраженное в человеческом взгляде на это произведение.

Но, как писал Тютчев, «мысль изреченная есть ложь».
Облекая мысль в слово, мы детерминируем ее. Не смотря на то, что сюжет в голове автора напоминает сложную хаотическую систему, суть писательского труда как раз и заключается в том, чтобы, создавая произведение, упорядочить этот хаос. Упорядоченность - неминуемая плата за то, чтобы текст был понятен постороннему человеку. Понятен настолько, чтоб ризома автора смогла породить ризому читателя . Без этой дани слову не обходится ни одно произведение искусства...

Когда обращаешь внимание на то количество деталей, что изображено в «Письме от бабушки», голову захлестывает целый поток ассоциаций. Но если зритель посмотрит на картину Седнина издалека, он поймет, что работа целостна, а все символы упорядочены в некую структуру.
Гармония неизбежно преследует любое произведение искусства. И когда я об этом думаю, "ризома" и "золоте сечение" неизбежно превращаются для меня в два враждующих лагеря, что никогда не смогут перестать воевать в мире анализа художественных произведений.

(фр. rhizome - корневище) - понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования. Термин "Ризома" введен в философию в 1976 Делезом и Гваттари в совместной работе "Rhizome" - в контексте разработки базисных основоположений номадологического проекта постмодернизма, фундированного радикальным отказом от презумпции константной гештальтной организации бытия.

Понятие "Ризома" выражает фундаментальную для постмодерна установку на презумпцию разрушения традиционных представлений о структуре как семантически центрированнойи стабильно определенной, являясь средством обозначения радикальной альтернативы замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ориентацию. Такие структуры семантически сопрягаются Делезом и Гваттари с фундаментальной для классической европейской культуры метафорой "корня", дифференцируясь на собственно "коренные" или "стержневые" ("система-корень"), с одной стороны, и "мочковатые" или "пучкообразные" ("система-корешок") - с другой. Организационные принципы этих систем мыслятся в номадологии как отличные друг от друга (прежде всего, по критерию механизмов своего эволюционного разворачивания), однако типологической общностью этих структур является характерная для них сопряженность с семантической фигурой глубины, метафорически презентирующей в контексте западного менталитета метафизическую пре­зумпцию линейного разворачивания процессуальности (углубления) и смысла (углубление в проблему).

В противоположность любым видам корневой организации, ризома интерпретируется не в качестве линейного "стержня" или "корня", но в качестве радикально отличного от корней "клубня" или "луковицы" - как потенциальной бесконечности, имплицитно содержащей в себе "скрытый стебель". Принципиальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо ризома абсолютно нелинейна: "мир потерял свой стержень" (Делез и Гваттари). Фундаментальным свойством ризомы, таким образом, является ее гетерономность при сохранении целостности: она есть "семиотичное звено как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности - лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной; самих по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков" - словно "крысы извиваются одна поверх другой" (Делез и Гваттари).

Эта отличающая ризому от структуры полиморфность обеспечивается отсутствием не только единства семантического центра, но и центрирующего единства кода. Логика корня - это логика жестких векторно ориентированных структур, в то время как Р. (в контексте постмодернистского отказа от логоцентризма) моделируется в качестве неравновесной целостности (во многом аналогичной неравновесным средам, изучаемым синергетикой), не характеризующейся наличием организационных порядков и отличающейся перманентной креативной подвижностью. Источником трансформаций выступает в данном случае не причинение извне, но имманентная нестабильность (нонфинальность) Р., обусловленная ее энергетическим потенциалом самоварьирования: по оценке Делеза, Р. "ни стабильная, ни не стабильная, а, скорее, "метастабильна"... Наделена потенциальной энергией".

Таким образом, можно утверждать, что ризоморфные среды обладают имманентным креативным потенциалом самоорганизации, и в этом отношении могут быть оценены не как кибернетические (подчиненные командам "центра"), но как синергетические. Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для постмодерна текст Э.Ионеско "Трагедия языка": "Произошло странное событие, и я не понимаю, как это случилось: текст преобразился перед моими глазами... Вполне простые и ясные предложения... сами по себе /выделено мною - M . M ./ пришли в движение: они испортились, извратились", чтобы уже в следующее мгновение исказиться вновь. Однако достигнутый в результате этого кажущийся организационный хаос на деле таит в себе потенциальные возможности бесконечного числа новых организационных трансформаций, обеспечивая безграничную плюральность Р.

Согласно номадологическому видению ситуации, в рамках Р. в принципе невозможно выделение каких бы то ни было фиксированных точек, ибо каждая из них в своей динамике фактически предстает перед наблюдателем в качестве линии, - прочерченной ею траектории собственного движения, в свою очередь, ускользающей от жесткой фиксации. Говоря о ризоморфной среде, Делез и Гваттари отмечают, что "она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней", - в абстрактном усилии в ней могут быть выделены "линии артикуляции и расчленения, страты, территориальности": "любая ризома включает в себя линии членения, по которым она стратифицирована, территориализована, организована". Эти абстрактные линии определяли бы своего рода статику Р., если бы применительно к последней имело смысл говорить о статичном состоянии как таковом. Однако бытие ризоморфной среды может быть понято лишь как нон-финальная динамика, и динамику эту определяют "линии ускользания, движения детерриториализации и дестратификации": "сравнительные скорости течений вдоль этих линий порождают феномены относительной задержки, торможения или, наоборот, стремительности... Все это - линии и сравнительные скорости - составляет внутреннюю организацию" Р. - ее "agencement".

Таким образом, мало того, что фактически линии внутреннего членения оказываются применительно к Р. перманентно подвижными, они еще и предполагают своего рода "разрывы" как переходы ризомы в состояние, характеризующееся отсутствием жесткой и универ­сальной стратификации. Р., в отличие от структуры, не боится разрыва, но - напротив - конституируется в нем как в перманентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики: по словам Делеза и Гваттари, "ризома может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию... Разрывы в ризоме возникают всякий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях ускользания... Эти линии постоянно переходят друг в друга".

Аналогичным образом Делез и Гваттари рассматривают и то, что в традиционной терминологии (предельно неадекватной применительно к данному случаю) могло бы быть обозначено как внешняя структура Р. - Р. может быть интерпретирована как принципиально открытая среда - не только в смысле открытости для трансформаций, но и в смысле ее соотношения с внешним. По оценке Делеза и Гваттари, у Р. в принципе нет и не может быть "ни начала, ни конца, только середина, из которой она растет и выходит за ее пределы", - строго говоря, применительно к Р. невозможно четкое дифференцирование внешнего и внутреннего: "ризома развивается, варьируя, расширяя, захватывая, схватывая, внедряясь" (Делез, Гваттари), конституируя свое внутреннее посредством внешнего.

Таким образом, процессуальность бытия принципиально аструктурной Р. состоит в перманентной генерации новых версий организации (в числе и линейных), аналогичных по своему статусу тем преходящим макроскопическим картинам самоорганизации, которые выступают предметом исследования для синергетики. Однако любая из этих сиюминутно актуальных и ситуативно значимых вариантов определенности Р. в принципе не может интерпретироваться в качестве финальной, - значимый аспект бытия Р. фиксируется в принципе "нон-селекции" (Делез и Гваттари), регулятивном по отношению к ризоморфной организации. Среди последовательно сменяющих друг друга виртуальных структур ни одна не может быть аксиологически выделена как наиболее предпочтительная, - автохтонная в онтологическом или правильная в интерпретационном смыслах: "быть ризоморфным - значит порождать стебли и волокна, которые кажутся корнями /выделено мною - M . M . I или соединяются с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах" (Делез, Гваттари). В любой момент времени любая линия Р. может быть связана (принципиально непредсказуемым образом) со всякой другой, образуя каждый раз в момент этого (принципиально преходящего, сиюминутно значимого связывания) определенный рисунок Р. - своего рода временное "плато" ее перманентно и непредсказуемо пульсирующей конфигурации.

Иными словами, если структуре соответствует образ мира как Космоса, то Р. - как "хаосмоса". Подобная пульсация Р., предполагающая переходы от стратификации - к ускользанию от таковой и от одного варианта стратификации - к другому, функционально совершенно аналогична пульсационному переходу самоорганизующейся среды от хаотических состояний к состояниям, характеризующимся наличием макроструктуры, в основе которой лежит координация элементов микроуровня системы. Таким образом, в номадологическом проекте постмодернизма "речь идет о модели, которая продолжает формироваться и углубляться в процессе, который развивается, совершенствуется, возобновляется" (Делез, Гваттари), являя каждый раз новые версии своего бытия, соотносимые друг с другом по принципу исономии: не более так, чем иначе.

В этом отношении, если структура понимается Делезом и Гваттари как "калька", которая "воспроизводит только саму себя, когда собирается воссоздать нечто иное", то Р. сопоставляется с "картой", которую можно и нужно читать: "речь идет о модели, которая продолжает формироваться". По оценке Делеза и Гваттари, "это... одно из наиболее отличительных свойств ризомы - иметь всегда множество выходов" (ср. с "дисперсностью доминантных ходов" у Джеймисона, "садом расходящихся тропок" у Борхеса, сетевым "лабринтом" у Эко с их бесконечным числом входов, выхдов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим, - семиотическая модель мира и мира культуры, воплощенная в образе библитеки-лабиринта в "Имени розы" или "космической библиотеки" у В.Лейча).

В этом плане Р. конечна, но безгранична; "ризома не начинается и не завершается", и у нее "достаточно сил, чтобы надломать и искоренить слово "быть" (Делез и Гваттари), открывая возможность и свободу бесконечной плюральности своего внеонтологизирующего бытия. Р. принципиально плюральна, причем процессуально плюральна. По формулировке Делеза и Гваттари, "ризома не сводится ни к Единому, ни к множественному. Это - не Единое, которое делится на два, затем на три, на четыре и т.д. Но это и не множественное, которое происходит из Единого и к которому Единое всегда присоединяется (n +1). Она состоит не из единств, а из измерений, точнее из движущихся линий. [...] Она образует многомерные линеарные множества /ср., например, Эон и Хронос - M . M . I без субъекта и объекта, которые сосредоточены в плане консистенции и из которых всегда вычитается Единое (n -1). Такое множество меняет свое направление при соответствующем изменении своей природы и самого себя".

В соответствии со сказанным, Р. неизбежно конституируется в качестве "антигенеалогичной", т.е. принципиально не артикулируемой ни с точки зрения своего происхождения, ни с точки зрения возможностей введения критериев для оценки ее процессуальности в качестве прогресса или регресса. Процессуальность бытия Р. фундаментально альтернативна преформистски понятому "разворачиванию" исходно заложенного в объекте замысла (смысла), - "разворачиванию", реализующемуся по модели последовательного формирования бинарных оппозиций. Согласно постмодернистской оценке, только для жестко гештальтных систем характерно наличие генетической (эволюционной) оси как линейного вектора развития: "генетическая ось - как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии; глубинная структура подобия, скорее, базовой последовательности, разложенной на непосредственные составляющие". В противоположность этому, "ризома антигенеалогична", - она как "конечное единство осуществляется в другом /а именно: принципиально не осевом, т.е. не линейном - M . M ./ измерении - преобразовательном и субъективном". И в процессуальности этого преобразовательного измерения "ризома не подчиняется никакой структурной или порождающей модели. Она чуждается самой мысли о генетической оси как глубинной структуре".

В этом отношении номадологическая концепция Р. конституируется не только в контексте "постметафизического мышления", но и задает новое понимание детерминизма, свободное от идеи внешнего причиняющего воздействия и ориентированное на презумпцию имманентности. В этом контексте номадология подвергает резкой критике идею жестко заданного разворачивания исходного замысла той или иной предметности посредством бинарной дифференциации содержания последней: по формулировке Делеза и Гваттари, "в отличие от структуры, которая определяется через совокупность точек и позиций, бинарных отношений между этими точками и двусторонних связей между позициями, ризома состоит исключительно из линий членений, стратификации, но также и линий ускользания или детерриториализации подобно максимальному измерению, следуя по которому множество видоизменяется, преобразуя свою природу".

Согласно номадологическим установкам, эти обозначенные векторы являются принципиально отличными от бинарных векторов "роста древовидных структур": по словам Делеза и Гваттари, "не нужно путать эти линии с линиями древовидного типа, которые представляют собой локализуемые связи между точками и позициями. В отличие от дерева, ризома не является объектом воспроизводства: ни внешнего воспроизводства как дерево-корень, ни внутреннего - как структура-дерево". Таким образом, принципы осуществления процессуальности бытия ризоморфной среды могут быть зафиксированы, согласно Делезу и Гваттари, как "принципы связи и гетерогенности", "принцип множественности", "принцип незначащего разрыва", "принципы картографии и декалькомании".

Артикулированные в духе номадологического проекта идеи могут быть обнаружены не только у Делеза и Гваттари, но и у других постмодернистских авторов, что позволяет сделать вывод о том, что эксплицитно выраженные в номадологии презумпции являются фундаментальными для философии постмодернизма в целом. Классическим примером ризоморфной среды служит в постмодернистских аналитиках также среда письма: согласно, например, Р.Барту, текст есть продукт письма как процессуальности, не результирующейся в данном тексте.

Постмодернистски понятое письмо принципиально ризоморфно ("метафора... текста - сеть" у Р.Барта), и для него нет и не может быть естественного, правильного или единственно возможного не только способа, но и языка артикуляции: "все приходится распутывать, но расшифровывать нечего, структуру можно прослеживать, протягивать (как подтягива­ют спущенную петлю на чулке) во всех ее поворотах и на всех уровнях, однако невозможно достичь дна; пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва; письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла" (Р.Барт).

Аналогично, в самооценке Деррида, "фокус исторического и систематического пересечения его идей" - это "структурная невозможность закрыть... сеть, фиксировать ее плетение, очертить ее межой, которая не была бы метой". (Как замечает А.Ронсон в интервью с Деррида, проблемно-концептуальное пространство его философствования не только не замкнуто, но и принципиально нелинейно: "я спросил, с чего начинать, а Вы заперли меня в каком-то лабиринте".)

Р. как организационная модель находит свою конкретизацию в постмодернистской текстологии, - в частности, в фигуре "конструкции" в постмодернистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеал оригинального авторского произведения сменяется идеалом конструкции как стереофонического потока явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры "узнавания", и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и квазицитаты.

Конституируя идею Р. как принципиально нелинейного типа организации целостности, постмодернизм далек от односторонней трактовки бытия как тотально ризоморфного, полагая корректным применение как линейных, так и нелинейных интерпретационных моделей - соответственно параметрам анализируемых сред. Более того, номадология задается вопросом о возможном взаимодействии линейных ("древовидных") и нелинейных ("ризоморфных") сред между собой: как пишут Делез и Гваттари, "в глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая ризома". - В этом контексте актуальными оказываются следующие проблемы: "не обладает ли карта способностью к декалькированию? Не является ли одним из свойств ризомы скрещивать корни, иногда сливаться с ними? Имеются ли у множественности слои, где пускают корни унификация и тотализация, массификация, миметические механизмы, осмысленный захват власти, субъективные предпочтения" и т.д. (Делез, Гваттари). Таким образом, понятие "Р.", интегрально схватывая сформулированные в философии постмодернизма представления о нелинейном и программно аструктурном способе организации целостности, обретая статус фундаментального для постмодернизма понятия, в конституировании которого проявляется базисная функция философии как таковой - выработка понятийных средств для выражения и анализа тех типов системной организации, которые еще только осваиваются наличной культурой.

1. Грицанов А. А.,. Абушенко В.Л. // История философии. Энциклопедия. Минск, 2002, с.883-887. (Энциклопедию можно скачать на сайте:

понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования. Термин "Р." введен в философию в 1976 Делезом и Гваттари в совместной работе "Rhizome" - в контексте разработки базисных основоположений номадологического проекта постмодернизма, фундированного радикальным отказом от презумпции константной гештальтной организации бытия - см. Номадология. Понятие "Р." выражает фундаментальную для постмодерна установку на презумпцию разрушения традиционных представлений о структуре как семантически центрированной (см. Ацентризм) и стабильно определенной, являясь средством обозначения радикальной альтернативы замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ориентацию (см. Нелинейных динамик теория). Такие структуры семантически сопрягаются Делезом и Гваттари с фундаментальной для классической европейской культуры метафорой "корня", дифференцируясь на собственно "коренные" или "стержневые" ("система-корень"), с одной стороны, и "мочковатые" или "пучкообразные" ("система-корешок") - с другой. Организационные принципы этих систем мыслятся в номадологии как отличные друг от друга (прежде всего, по критерию механизмов своего эволюционного разворачивания), однако типологической общностью этих структур является характерная для них сопряженность с семантической фигурой глубины, метафорически презентирующей в контексте западного менталитета метафизическую презумпцию линейного разворачивания процессуальности (углубления) и смысла (углубление в проблему) - см. Корень, Метафизика. В противоположность любым видам корневой организации, Р. интерпретируется не в качестве линейного "стержня" или "корня", но в качестве радикально отличного от корней "клубня" или "луковицы" - как потенциальной бесконечности, имплицитно содержащей в себе "скрытый стебель". Принципиальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо Р. абсолютно нелинейна: "мир потерял свой стержень" (Делез и Гваттари). Фундаментальным свойством Р., таким образом, является ее гетерономность при сохранении целостности: она есть "семиотичное звено как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности - лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной; самих по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков" - словно "крысы извиваются одна поверх другой" (Делез и Гваттари). Эта отличающая Р. от структуры полиморфность обеспечивается отсутствием не только единства семантического центра, но и центрирующего единства кода (см.). Логика корня - это логика жестких векторно ориентированных структур, в то время как Р. (в контексте постмодернистского отказа от логоцентризма - см. Логоцентризм) моделируется в качестве неравновесной целостности (во многом аналогичной неравновесным средам, изучаемым синергетикой), не характеризующейся наличием организационных порядков и отличающейся перманентной креативной подвижностью. Источником трансформаций выступает в данном случае не причинение извне, но имманентная нестабильность (конфинальность) Р., обусловленная ее энергетическим потенциалом самоварьирования: по оценке Делеза, Р. "ни стабильная, ни не стабильная, а, скорее, "метастабильна"... Наделена потенциальной энергией". Таким образом, можно утверждать, что ризоморфные среды обладают имманентным креативным потенциалом самоорганизации, и в этом отношении могут быть оценены не как кибернетические (подчиненные командам "центра"), но как синергетические. Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для постмодерна текст Э.Ионеско "Трагедия языка": "Произошло странное событие, и я не понимаю, как это случилось: текст преобразился перед моими глазами... Вполне простые и ясные предложения... сами по себе /выделено мною - M.M./ пришли в движение: они испортились, извратились", чтобы уже в следующее мгновение исказиться вновь (см. также Эротика текста). Однако достигнутый в результате этого кажущийся организационный хаос на деле таит в себе потенциальные возможности бесконечного числа новых организационных трансформаций, обеспечивая безграничную плюральность Р. (см. Хаос). Согласно номадологическому видению ситуации, в рамках Р. в принципе невозможно выделение каких бы то ни было фиксированных точек, ибо каждая из них в своей динамике фактически предстает перед наблюдателем в качестве линии, - прочерченной ею траектории собственного движения, в свою очередь, ускользающей от жесткой фиксации. Говоря о ризоморфной среде, Делез и Гваттари отмечают, что "она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней", - в абстрактном усилии в ней могут быть выделены "линии артикуляции и расчленения, страты, территориальности": "любая ризома включает в себя линии членения, по которым она стратифицирована, территориализована, организована". Эти абстрактные линии определяли бы своего рода статику Р., если бы применительно к последней имело смысл говорить о статичном состоянии как таковом. Однако бытие ризоморфной среды может быть понято лишь как нон-финальная динамика, и динамику эту определяют "линии ускользания, движения детерриториализации и дестратификации": "сравнительные скорости течений вдоль этих линий порождают феномены относительной задержки, торможения или, наоборот, стремительности... Все это - линии и сравнительные скорости - составляет внутреннюю организацию" Р. - ее "agencement". Таким образом, мало того, что фактически линии внутреннего членения оказываются применительно к Р. перманентно подвижными, они еще и предполагают своего рода "разрывы" как переходы ризомы в состояние, характеризующееся отсутствием жесткой и универсальной стратификации. Р., в отличие от структуры, не боится разрыва, но - напротив - конституируется в нем как в перманентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики: по словам Делеза и Гваттари, "ризома может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию... Разрывы в ризоме возникают всякий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях ускользания... Эти линии постоянно переходят друг в друга" (см. Разрыв). Аналогичным образом Делез и Гваттари рассматривают и то, что в традиционной терминологии (предельно неадекватной применительно к данному случаю) могло бы быть обозначено как внешняя структура Р. - Р. может быть интерпретирована как принципиально открытая среда - не только в смысле открытости для трансформаций, но и в смысле ее соотношения с внешним. По оценке Делеза и Гваттари, у Р. в принципе нет и не может быть "ни начала, ни конца, только середина, из которой она растет и выходит за ее пределы", - строго говоря, применительно к Р. невозможно четкое дифференцирование внешнего и внутреннего: "ризома развивается, варьируя, расширяя, захватывая, схватывая, внедряясь" (Делез, Гваттари), конституируя свое внутреннее посредством внешнего (см. Имманентизация, Складка). Таким образом, процессуальность бытия принципиально аструктурной Р. состоит в перманентной генерации новых версий организации (в числе и линейных), аналогичных по своему статусу тем преходящим макроскопическим картинам самоорганизации, которые выступают предметом исследования для синергетики. Однако любая из этих сиюминутно актуальных и ситуативно значимых вариантов определенности Р. в принципе не может интерпретироваться в качестве финальной, - значимый аспект бытия Р. фиксируется в принципе "нон-селекции" (Делез и Гваттари), регулятивном по отношению к ризоморфной организации (см. Нонселекции принцип). Среди последовательно сменяющих друг друга виртуальных структур ни одна не может быть аксиологически выделена как наиболее предпочтительная, - автохтонная в онтологическом или правильная в интерпретационном смыслах: "быть ризоморфным - значит порождать стебли и волокна, которые кажутся корнями /выделено мною - M.M./ или соединяются с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах" (Делез, Гваттари). В любой момент времени любая линия Р. может быть связана (принципиально непредсказуемым образом - см. Неодетерминизм) со всякой другой, образуя каждый раз в момент этого (принципиально преходящего, сиюминутно значимого связывания) определенный рисунок Р. - своего рода временное "плато" ее перманентно и непредсказуемо пульсирующей конфигурации (см. Плато). Иными словами, если структуре соответствует образ мира как Космоса, то Р. - как "хаосмоса" (см. Хаосмос). Подобная пульсация Р., предполагающая переходы от стратификации - к ускользанию от таковой и от одного варианта стратификации - к другому, функционально совершенно аналогична пульсационному переходу самоорганизующейся среды от хаотических состояний к состояниям, характеризующимся наличием макроструктуры, в основе которой лежит координация элементов микроуровня системы. Таким образом, в номадологическом проекте постмодернизма "речь идет о модели, которая продолжает формироваться и углубляться в процессе, который развивается, совершенствуется, возобновляется" (Делез, Гваттари), являя каждый раз новые версии своего бытия, соотносимые друг с другом по принципу исономии: не более так, чем иначе. В этом отношении, если структура понимается Делезом и Гваттари как "калька", которая "воспроизводит только саму себя, когда собирается воссоздать нечто иное", то Р. сопоставляется с "картой", которую можно и нужно читать: "речь идет о модели, которая продолжает формироваться". По оценке Делеза и Гваттари, "это... одно из наиболее отличительных свойств ризомы - иметь всегда множество выходов" (ср. с "дисперсностью доминантных ходов" у Джеймисона, "садом расходящихся тропок" у Борхеса, сетевым "лабиринтом" у Эко с их бесконечным числом входов, выходов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим, - семиотическая модель мира и мира культуры, воплощенная в образе библиотеки-лабиринта в "Имени розы" или "космической библиотеки" у В.Лейча - см. Лабиринт). В этом плане Р. конечна, но безгранична; "ризома не начинается и не завершается", и у нее "достаточно сил, чтобы надломать и искоренить слово "быть" (Делез и Гваттари), открывая возможность и свободу бесконечной плюральности своего внеонтологизирующего бытия (см. Бытие, Онтология). Р. принципиально плюральна, причем процессуально плюральна. По формулировке Делеза и Гваттари, "ризома не сводится ни к Единому, ни к множественному. Это - не Единое, которое делится на два, затем на три, на четыре и т.д. Но это и не множественное, которое происходит из Единого и к которому Единое всегда присоединяется (n+1). Она состоит не из единств, а из измерений, точнее из движущихся линий. [...] Она образует многомерные линеарные множества /ср., например, Эон и Хронос - M.M./ без субъекта и объекта, которые сосредоточены в плане консистенции и из которых всегда вычитается Единое (п-1). Такое множество меняет свое направление при соответствующем изменении своей природы и самого себя". В соответствии со сказанным, Р. неизбежно конституируется в качестве "антигенеалогичной", т.е. принципиально не артикулируемой ни с точки зрения своего происхождения, ни с точки зрения возможностей введения критериев для оценки ее процессуальности в качестве прогресса или регресса. Процессуальность бытия Р. фундаментально альтернативна преформистски понятому "разворачиванию" исходно заложенного в объекте замысла (смысла), - "разворачиванию", реализующемуся по модели последовательного формирования бинарных оппозиций. Согласно постмодернистской оценке, только для жестко гештальтных систем характерно наличие генетической (эволюционной) оси как линейного вектора развития: "генетическая ось - как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии; глубинная структура подобия, скорее, базовой последовательности, разложенной на непосредственные составляющие" (см. Метафизика, Логоцентризм). В противоположность этому, "ризома антигенеалогична", - она как "конечное единство осуществляется в другом /а именно: принципиально не осевом, т.е. не линейном - M.M./ изме" рении - преобразовательном и субъективном". И в процессуальности этого преобразовательного измерения "ризома не подчиняется никакой структурной или порождающей модели. Она чуждается самой мысли о генетической оси как глубинной структуре". В этом отношении номадологическая концепция Р. конституируется не только в контексте "постметафизического мышления", но и задает новое понимание детерминизма, свободное от идеи внешнего причиняющего воздействия и ориентированное на презумпцию имманентности (см. Постметафизическое мышление, Неодетерминизм). В этом контексте номадология подвергает резкой критике идею жестко заданного разворачивания исходного замысла той или иной предметности посредством бинарной дифференциации содержания последней: по формулировке Делеза и Гваттари, "в отличие от структуры, которая определяется через совокупность точек и позиций, бинарных отношений между этими точками и двусторонних связей между позициями, ризома состоит исключительно из линий членений, стратификации, но также и линий ускользания или детерриториализации подобно максимальному измерению, следуя по которому множество видоизменяется, преобразуя свою природу" (см. Бинаризм). Согласно номадологическим установкам, эти обозначенные векторы являются принципиально отличными от бинарных векторов "роста древовидных структур": по словам Делеза и Гваттари, "не нужно путать эти линии с линиями древовидного типа, которые представляют собой локализуемые связи между точками и позициями. В отличие от дерева, ризома не является объектом воспроизводства: ни внешнего воспроизводства как дерево-корень, ни внутреннего - как структура-дерево" (см. Дерево). Таким образом, принципы осуществления процессуальности бытия ризоморфной среды могут быть зафиксированы, согласно Делезу и Гваттари, как "принципы связи и гетерогенности", "принцип множественности", "принцип незначащего разрыва", "принципы картографии и декалькомании". Артикулированные в духе номадологического проекта идеи могут быть обнаружены не только у Делеза и Гваттари, но и у других постмодернистских авторов, что позволяет сделать вывод о том, что эксплицитно выраженные в номадологии презумпции являются фундаментальными для философии постмодернизма в целом. Классическим примером ризоморфной среды служит в постмодернистских аналитиках также среда письма: согласно, например, Р.Барту, текст есть продукт письма как процессуальности, не результирующейся в данном тексте (см. Письмо). Постмодернистски понятое письмо принципиально ризоморфно ("метафора... текста - сеть" у Р.Барта), и для него нет и не может быть естественного, правильного или единственно возможного не только способа, но и языка артикуляции: "все приходится распутывать, но расшифровывать нечего, структуру можно прослеживать, протягивать (как подтягивают спущенную петлю на чулке) во всех ее поворотах и на всех уровнях, однако невозможно достичь дна; пространство письма дано нам для пробега, а не для прорыва; письмо постоянно порождает смысл, но он тут же и улетучивается, происходит систематическое высвобождение смысла" (Р.Барт). Аналогично, в самооценке Деррида, "фокус исторического и систематического пересечения его идей" - это "структурная невозможность закрыть... сеть, фиксировать ее плетение, очертить ее межой, которая не была бы метой". (Как замечает А.Ронсон в интервью с Деррида, проблемно-концептуальное пространство его философствования не только не замкнуто, но и принципиально нелинейно: "я спросил, с чего начинать, а Вы заперли меня в каком-то лабиринте".) Р. как организационная модель находит свою конкретизацию в постмодернистской текстологии, - в частности, в фигуре "конструкции" в постмодернистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеал оригинального авторского произведения сменяется идеалом конструкции как стереофонического потока явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры "узнавания", и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и квазицитаты (см. Интертекстуальность, Конструкция). Конституируя идею Р. как принципиально нелинейного типа организации целостности, постмодернизм далек от односторонней трактовки бытия как тотально ризо-морфного, полагая корректным применение как линейных, так и нелинейных интерпретационных моделей - соответственно параметрам анализируемых сред. Более того, номадология задается вопросом о возможном взаимодействии линейных ("древовидных") и нелинейных ("ризоморфных") сред между собой: как пишут Делез и Гваттари, "в глубине дерева, в дупле корня или в пазухе ветки может сформироваться новая ризома". - В этом контексте актуальными оказываются следующие проблемы: "не обладает ли карта способностью к декалькированию? Не является ли одним из свойств ризомы скрещивать корни, иногда сливаться с ними? Имеются ли у множественности слои, где пускают корни унификация и тотализация, массификация, миметические механизмы, осмысленный захват власти, субъективные предпочтения" и т.д. (Делез, Гваттари). Таким образом, понятие "Р.", интегрально схватывая сформулированные в философии постмодернизма представления о нелинейном и программно аструктурном способе организации целостности, обретая статус фундаментального для постмодернизма понятия, в конституировании которого проявляется базисная функция философии как таковой - выработка понятийных средств для выражения и анализа тех типов системной организации, которые еще только осваиваются наличной культурой (см. Постмодернизм).
М.Л. Можейко

Ризома (от французского – «корневище») – понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытость, возможность для собственной подвиж­но­с­ти и, соответственно, реализации её внутреннего творческого потенциала само­конфигурирования. Термин «ризома» введен в философию Делёзом и Гваттари в одноименной совместной работе.

Ризома, является средством обозначения радикальной альтернативы замк­нутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую осевую ори­ен­тацию, (такие структуры семантически сопрягаются с фундаментальной для классической европейской культуры метафорой корня, дифференцируясь на собственно коренные или стержневые системы (корень), с одной стороны, и мочковатые, или почкообразные системы (корешок) – с другой). В противо­положность любым видам корневой организации, ризома интерпретируется не в качестве линейного стержня или корня, но в качестве радикального отличного от корней клубня или луковицы как потенциальной бесконечности, содержащей в себе скрытый стебель. Потенциальная разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо ризома абсолютно нелинейна. «Мир потерял свой стержень» (Делёз и Гваттари). Фундаментальным свойством ризомы является её гетерономность при сохра­нении целостности. Она есть «семиотическое звено, как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности – лингвистический, перцептивный, познавательный. «Самого по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состояние диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков, словно крысы извиваются одна поверх другой» (Делёз и Гваттари). Логика корня – это логика жёстких векторно ориентированных струк­тур, в то время, как ризома моделируется в качестве неравновесной целостности, во многом аналогично неравновесным средам, изучаемым синергетикой, не характеризующимся наличием организационных порядков и отличающихся первичной творческой подвижностью. Источником трансформации выступает в данном случае не причинение извне, но собственная нестабильность ризомы, обусловленная её энергетическим потенциалом самоварьирования. Ризома «не стабильная, а скорее, метастабильная. Она наделена потенциальной энергией». Таким образом, можно утверждать, что ризоморфные среды обладают собст­венным творческим потенциалом самоорганизации, и в этом отношении могут быть оценены не как кибернетические, то есть подчиненные командам центра, но как синергетические.

Прекрасной иллюстрацией этого может служить программный для пост­модерна текст Ионеско «Трагедия языка»: «Произошло странное событие. Я не понимаю, как это случилось. Текст преобразился перед моими глазами. Вполне простые и ясные предложения сами по себе пришли в движение. Они испортились, извратились, чтобы уже в следующее мгновение исказиться вновь».

Однако достигнутый в результате этого кажущийся организационный хаос на деле таит в себе скрытые возможности бесконечного числа новых органи­заци­онных трансформаций, обеспечивая безграничную плюральность ризомы. Сог­ласно этологическому видению ситуации, в рамках ризомы в принципе невоз­можно выделение каких бы то ни было фиксированных точек, ибо каждая в своей динамике фактически предстает перед наблюдателем в качестве линии, про­черченной ею траекторией собственного движения, в свою очередь, усколь­зающей от жесткой фиксации. Говоря об изоморфной среде, Делёз и Гваттари отмечают, что «она состоит из неоднородных тем, различных дат и уровней». В абстрактном усилии в ней могут быть выделены линии артикуляции и рас­чле­нения, страты и территориальности. Любая ризома включает в себя линии чле­нения, по которым она стратифицирована, территориализирована, организована. Однако бытие ризоморфной среды может быть понято лишь как нон-финальная динамика, и динамику эту определяют линии ускользания, движения, детер­ри­ториализации и дестратификации: «Сравнительные скорости течения вдоль этих линий порождают феномены относительной задержки, торможения, или наобо­рот, стремительности. Всё это – линии и их сравнительные скорости – составляют внутреннюю организацию ризомы». Мало того, что фактически линии внутрен­него членения оказываются применительно к ризоме подвижными, они еще пред­полагают своего рода разрывы, переходы ризомы в состояние, характеризующие отсутствием жесткой универсальной стратификации. Ризома, в отличие от струк­туры, не боится разрыва, но, напротив, конституируется в нём, как в пер­манентном изменении своей конфигурации и, следовательно, семантики. По словам Делёза и Гваттари, «ризома может быть разорвана, изломана в каком-нибудь месте, перестроиться на другую линию. Разрывы в ризоме возникают вся­кий раз, когда сегментарные линии неожиданно оказываются на линиях усколь­зания. Эти линии постоянно переходят друг в друга». Ризома может быть интерпретирована как принципиально открытая среда, не только в смысле открытости для трансформации, но и в смысле её отношения с внешним. У ризо­мы в принципе нет и не может быть ни начала, ни конца, только середина, из которой она растёт и выходит за её пределы.

К ризоме невозможно применить четкое дифференцированное внешнего и внутреннего. Ризома, развивая, варьируется, расширяя, захватывая, схватывая, внедряясь, конституируя своё внутреннее посредством внешнего. Таким обра­зом, процессуальность бытия неструктурной ризомы стоит в генерации новых версий организации, в том числе линейных, аналогичных по своему статусу тем преходящим макроскопическим картинам самоорганизации, которые выступают предметом исследования для синергетики. Однако любая из этих сиюминутно актуальных и ситуативно значимых вариантов определенности в ризоме в принципе не может интерпретироваться в качестве финальной.

Быть ризо­морфным – значит порождать стебли и волокна, которые кажутся корнями, или соединятся с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах. В любой момент времени любая линия ризомы может быть связана принципиально непредсказуемым образом со всякой другой, образуя каждый раз в момент этого принципиально преходящего сиюминутного значи­мого связывания определенный рисунок ризомы – своего рода временное плато её и перманентно, и непредсказуемо пульсирующей конфигурации.

Иными словами, если структуре соответствует образ мира как космоса, ризоме – как хаосмоса. По оценке Делёза и Гваттари, «это одно из наиболее отли­чи­тельных свойств ризомы – иметь всегда множество выходов» (можно сравнить с садом расходящихся у Борхеса, с сетевым лабиринтом у Эко, с его бесконечным числом выходов, входов, тупиков и коридоров, каждый из которых может пересечься с любым другим – семиотическая модель мира и модель культуры, воплощенная в образ библиотеки лабиринта в «Имени розы» или космической библиотеки у В. Лича).

В этом смысле ризома конечна, но безгранична. Ризома не начинается и не завершается. У неё достаточно смысла, чтобы надломить и искоренить слово «быть». Ризома принципиально плюральна, причём процессуально плю­ральна. «Ризома не сводится ни к единому, ни к множественному. Это не единое, которое, делится на один, на два, на три, на четыре, но это и не множественное, которое происходит из единого и которому единое всегда присоединяется. Она состоит не из единства, а из измерений, точнее, из движущихся линий.

Процессуальность бытия ризомы фундаментальная альтернатива рефор­мистски понятому разворачиванию исходно заложенного в объекте замысла или смысла – разворачиванию, реализующемуся по модели последовательного фор­ми­рования бинарных опозиций. Только для жестких гештальтных систем ха­рактерно наличие генетической (эволюционной) оси как линейного вектора развития: генетическая ось как объективное стержневое единство, из которого выходят последующие стадии, глубинная структура подобия, скорее, базовая последовательность, разложенная на непосредственные составляющие.

Ризома конституируется не только в контексте постметафизического мыш­ления, но и задаёт новое понимание детерминизма, свободное от идеи внешнего причиняющего воздействия и ориентированное на презумпцию «причины самой себя».

Ризома как организационная модель находит свою конкретизацию в пост­модернистской текстологии, в частности, фигура конструкции в пост­модер­нистской концепции художественного творчества, в рамках которой идеалы оригинального авторского произведения сменяются идеалом конструкции как стереофонического потока явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов, каждая из которых выражена в своем языке, требующем особой процедуры узнавания и каждая из которых может вступить с любой другой в отношения диалога или пародии, формируя внутри текста новые квазитексты и новые квазицитаты.

Идеальным примером вышесказанного может служить фильм «Выкидыш».