Создание герценом теории русского социализма. Основные положения теории русского социализма А.И. Герцена. Тактическая формула успеха

Шестидесятые годы отмечены появлением новых моментов в идейном содержании общественных движений. Этот период изобилует радикальными программами и не менее радикальными общественными акциями. Историки (А. И. Володин и Б. М. Шахматов) называют его периодом образования революционного утопического социализма на российской почве, возникающего из соединения двух потоков – русского утопического ("крестьянского") социализма и массового революционного движения в среде разночинной интеллигенции.

Видными представителями русского утопического социализма стали А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский. Характерно, что оба они признавали близость свою к позициям славянофилов. Герцен отмечал, что славянофилам "принадлежит честь и слава почина", именно с них начинается "перелом русской мысли". Их сближала с западниками, к которым Герцен причислял и себя, любовь к свободе и чувство любви – "безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту, к русскому складу". Чернышевский о славянофилах высказался так: "Они принадлежат к числу образованнейших, благороднейших и даровитейших людей в русском обществе".

К идеям и конструкциям общинного (народнического, "крестьянского") социализма одновременно пришли многие социальные философы, однако приоритет здесь принадлежит Александру Ивановичу Герцену (1812–1870). Именно он воспринял сельскую общину как главный опорный элемент в здании будущего русского социализма. Эта тема обсуждалась им одновременно с темой отсталости России, ее самобытности и особой миссии в деле общественных преобразований у себя и других народов. Исторические события как бы пронеслись над русским народом, писал Герцен, во многом повторяя Чаадаева, но, задавленный и забитый, он сохранил свой самобытный характер, свою молодость, не отягощенную, как у народов Запада, вековыми традициями исторической жизни. Именно сохранность самобытного характера делает его чувствительным к социализму, и более всего это связано с особой ролью сельской общины. "Община спасла русский народ от монгольского варварства, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хотя и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно дожилаДо развития социализма в Европе". В общинных хозяйственных и административных началах он усматривал зародыши и черты социалистического коллективизма. "... В избе русского крестьянина мы обрели зародыш экономических и административных установлений, основанных на общности землевладения, на аграрном и инстинктивном коммунизме". Однако Герцену были видны и негативные стороны общинных порядков – поглощение личности миром (общиной), как и во всех других случаях "неразвитого коммунизма". Выход он видел в использовании западной науки, призванной оказать на крестьянский быт оплодотворяющее воздействие. Без этого аграрный коммунизм, будет пребывать грубым и примитивным, наподобие уравнительного коммунизма Гракха Бабефа на Западе, который практически исключает свободу личности и потому никак не может считаться достойным воплощением социализма. К приобщению русского крестьянина к положительным результатам цивилизации и науки Запада должны быть призваны передовые русские люди, "прошедшие через западную цивилизацию" и впитавшие ее исторический опыт и социалистические представления.

1 ноября 1861 г. Герцен выдвигает лозунг "В народ!", ставший на десятилетия призывом для патриотической молодежи к деятельному участию в освободительном движении.

Социализм Герцена народнический и вместе с тем индивидуалистический – так оценивает взгляды Герцена Бердяев. Его вера в крестьянскую общину во многом объясняется тем, что русский мужик, даже в крепостном состоянии, более личность, чем западный буржуа, поскольку соединяет в себе личное начало с общинным. Правда, он не делает при этом различения между личностью и индивидом, между человеком и гражданином. Однако хорошо чувствует и передает опасность мещанства, торжествующего и угрожающего образованному меньшинству. Первый русский западник пережил глубокое разочарование в западном мещанстве, и это склонило его к сочувствию анархизму, а не демократии.

"Государство и личность, власть и свобода, коммунизм и эгоизм (в широком смысле слова) – вот геркулесовы столбы великой борьбы, великой революционной эпопеи", – писал Герцен в период идейных поисков перспективных форм организации человеческого общежития. Он пришел к выводу, что таких форм можно выделить только две – монархию и республику. При этом речь идет не о формах правления, а именно о формах организации общежития, в которых действительно обеспечивается дело народа (республика), общее благо. Поэтому он проводил различение политической и социальной республики, считая подлинной республикой только социальную. Монархия в отличие от республики, требует священного и неприкосновенного авторитета, который несовместим со свободой людей и независимостью разума.

На общий ход дискуссий о социальных возможностях общины большое влияние оказали публицистические выступления Николая Гавриловича Чернышевского (1828– 1889), особенно две его статьи – "Критика философских предубеждений против общинного владения" (1858) и "Экономическая деятельность и законодательство" (1859).

В первой из них сделан вывод о том, что существование первобытной общины в условиях высокой ступени цивилизации, какая достигнута в текущем столетии, не помеха для ее вхождения в эту цивилизацию, потому что в общинном владении присутствует "высшая форма отношений человека к земле". Более того, общинное владение обеспечивает, писал Чернышевский в другой статье годом раньше, каждому земледельцу обладание землею и "гораздо лучше частной собственности упрочивает национальное благосостояние". Такое владение в состоянии наилучшим образом обеспечить успехи в сельском хозяйстве, поскольку общинная собственность "соединяет собственника, хозяина и работника в одном лице". Все это позволяет сделать вывод о возможности ускоренного социального развития при помощи общины.

В статье "Экономическая деятельность и законодательство" автор дает контрастирующее сопоставление внутриобщинной правовой ситуации и правительственного регламентирования с помощью законов. В общинном поземельном владении отсутствует "вмешательство всякой центральной и посторонней администрации". Здесь внутреннее регулирование, которое можно назвать разумным законодательством, дает бесспорность и независимость правам частного лица. Оно же благоприятствует развитию прямоты характера и качеств, нужных для гражданина. Оно поддерживается и охраняется силами самого общества. Таким образом, внутриобщинное регулирование самодостаточно, в нем гораздо больше разумности, нежели в правительственной регламентации, поскольку оно вырабатывалось поколениями на основе правового обычая или соглашения.

Право собственности на Западе почти исключительно предоставлено отдельному лицу и ограждено прочными и неукоснительно соблюдаемыми гарантиями. "Юридическая независимость и неприкосновенность отдельного лица повсюду освящена и законами, и обычаями". И тем не менее опора на законы и законность, как и всякое одностороннее стремление, имеет свои невыгоды. Это в равной мере относится к законному и обычно-правовому обеспечению "исключительных прав личности", права собственности в первую очередь. Эти невыгоды стали обнаруживать себя как только идеал "приблизился к осуществлению с забвением или сокрушением других, не менее важных условий человеческого счастья, которые казались несовместимыми с его безграничным применением к делу". Имеется в виду итоговый результат "безграничного соперничества" собственников в земледелии и промышленности; оно в конечном счете "отдало слабых на жертву сильным, труд на жертву капиталу".

Выход из такого положения один – в обеспечении союза и братства между людьми. Люди должны соединиться в общества, имеющие общий интерес, сообща пользоваться силами природы и средствами наук. В земледелии братство это должно выразиться в переходе земли в общинное пользование, а в промышленности – в переходе фабричных и заводских предприятий в общинное достояние компании всех работающих на этой фабрике или на этом заводе.

После первых шагов по осуществлению крестьянской реформы Чернышевский приходит к выводу о неспособности самодержавно-бюрократической организации к реформированию и начинает ориентироваться на крестьянскую революцию. В прокламациях к крестьянам, в обращении к русским конституционалистам у него представлен широкий комплекс предложений и рекомендаций относительно необходимых перемен в устройстве общества и государства: свободная от бюрократического гнета и опеки крестьянская община, местное представительное управление и самоуправление, самостоятельный и праведный суд, ограничение царского самовластия, управление на основе законов.

В отличие от Герцена Чернышевский – убежденный демократ. Он вступает по этому вопросу в спор с Чичериным, который утверждал, что "демократия похожа на абсолютизм в том отношении, что очень любит бюрократию и централизацию". Чернышевский возражал против этого и полагал, что демократия по своему характеру противоположна бюрократии. Например, администрация в условиях демократии должна находиться в подчинении у жителей того округа, делами которого она занимается, и это связано с тем, что каждое село и город, каждая область независимы в своих делах; подобно тому и каждый гражданин должен быть независимым в делах, касающихся его одного.

Авторитет Чернышевского в освободительном движении начала 60-х гг. был очень высокими, и правительство установило за ним секретный надзор. В 1862 г. вслед за приостановлением журнала "Современник" Чернышевского заточают в одиночную камеру Петропавловской крепости. Здесь он пишет роман "Что делать?", который своим идейным содержанием оказал большое влияние на несколько поколений революционно настроенной молодежи, пытавшейся на практике воплотить принципы разумного человеческого общежития. Особенно притягательным в романе был элемент аскетизма во имя общего дела, который оказался характерным для последующей революционной интеллигенции.

При отсутствии прямых улик Чернышевский был признан виновным "в принятии мер к ниспровержению существующего порядка управления", осужден на семь лет каторги и вечное поселение в Сибири. Его сочинения были запрещены в России до первой русской, революции.

Пришло время поговорить о русском социализме – политико-экономической концепции, выдвинутой русскими народниками и эсерами XIX-XX вв — Герценым, Михайловским, Лавровым, Чаяновым. Архетипическим ядром эсеровской концепции является философская теория Канта: «человек не средство, а цель». Из сего, почти буддистского коана или афоризма первых христиан родился «этический социализм». Вместо идеи топить людей и целые классы в крови предлагалось задуматься о социализме, как способе преображения человека и народа в «нечто большее, чем он сам».
Так и появилась на свет эсеровская концепция Новой крестьянской социалистической России. Через героический русский социализм и внимание к нуждам и болезням народов планировалось сделать планету братской, родной и подобной Солнцу.

Сей многообещающий полит-термин почему-то оказался в ново-скифском досье XXI века и никуда из него не желает уходить. Хотя изучение этого будоражащего словосочетания прибавляет нам загадок. Потому что «русский социализм» народников и эсеров ориентировался на социалистическое строительство в крестьянской России после победы революции.

Мечта о Революции жизни

Перед революцией 1917 года общины действительно противостояли, как нарождающемуся капитализму в деревне, так и остаткам царско-дворянской феодальной системы. Столетие социальных экспериментов в нашей стране снесло и субъект, и объект и метод «русского социализма». Значение крестьянских общин (если можно таковыми считать сохранившиеся колхозы) в российской общественной и хозяйственной жизни приближается к нулю. Т.е. с теоретической точки зрения народнический «русский социализм» не более чем красивая эмблема.
Однако «означающее», оторванное от «означаемого», самое по себе необыкновенным образом фасцинирует русского человека образца 10-х гг. XXI века. Гипотетические референдумы и соцопросы дают модели «русского социализма» 70% популярности среди выборщиков. Что эти выборщики хотят, и какое отношение к сему парадоксу имеет народническая и скифская социальная модель?
Можно предположить, что наш «коллективный разум» мечтает о «мобилизационном социализме», когда всё на Руси на короткое время становилось общим, когда солнечными зайцами между самыми далёкими людьми в годы нужды и отчаяния лучилось подлинное тепло и священный свет человеческой души, дружбы и братства. Того, чего российское общество напрочь лишено сегодня. Тайной Силы Русской Души.
Эпохи успеха именно эсеровской экономической модели артельного социализма (разработанные экономистом и социологом Туган-Барановским ), «чаяновских кооперативов» и «хозрасчётов» (НЭП, Косыгинские реформы, «Перестройка») русским людям не особенно памятны. Подлинные герои и Солнечные Русские проступают из «советской мобилизации». Павка Корчагин и положительные персонажи «Вечного зова» считаются олицетворением доблести, удали, чести, братолюбия, благородства и непобедимости. Они представляют собой «моральный императив», пассионарный образец. Это притом, что «Как закалялась сталь» лет 20 уже не показывали и (при этой власти) не покажут по российскому центральному телевидению.
Русский Социализм – это сегодня эстетический лозунг, а не политическая доктрина. Это эвфемизм скифского всадника в будёновке. Но для нашего дела – это скорее плюс, чем минус. Образы и грёзы у скифов первичны, а социальные и экономические модели являются их производными. Так воплощается подлинный субъектевизм Солнечного Русского.
Главное вернуть нашим людям тепло души и непередаваемого счастья – быть братьями и сёстрами в бесконечной священной стране! Стране – максимально наполненной жизненной энергией! Подлинный Русский Социализм!

И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени.
И совсем свои ребята
Сразу — будто не они,
Сразу будто не похожи
На своих, на тех ребят:

Как-то все дружней и строже,
Как-то все тебе дороже
И родней, чем час назад.
(Александр Твардовский «Василий Тёркин. Переправа»)

Мужицкое царство

Но давайте подойдём к русско-социалистической тематике с иной стороны. Архетипы коллективного бессознательного, совпадающие (согласно Карлу Юнгу ) с народной душой, сохраняются в глубине этнического подсознания в течении столетий и даже передаются генетически. (Их так и называют — «генетические архетипы»).
Большинство населения Российской Федерации и стран Содружества живут в городах и мегаполисах, но ментально они по-прежнему остаются крестьянами, потому что тысячелетнее занятие сельским хозяйством вырвать из национальной идентичности не возможно ничем. Ни индустриализацией, ни раскулачиванием, ни опустошением русской деревни.
Люди мечтают о своей потерянной стране.

Как не любить нам эту землю?

Где мне дано весь век прожить,
И эту синь и эту зелень,
И тропку тайную во ржи!
Мне хорошо в твоих раздольях,
Моя любовь, моя земля.
Крестьянка русская в ладонях
Весною нянчила тебя…

(Левашов — Лазарев , песня из к/ф «Крестьяне»)

В 50-х и 60-х гг прошлого века в СССР произошёл реванш этих скрытых сил, короткий, плохо оформленный ответ клюевской Тайной Руси тискам большевистской модернизации. Политический ответ не был до конца сформулировал, он плёлся за хвостом марксистской идеологии. Но…
Но, он был.
На короткое время мы видели Русский Социализм, он выпрыгнул, как алмаз из шахты и освятил гранями-сердцами Евразию и весь мир. А потом опять погас, как уголёк в холодной печи.
В пятидесятых годах прошлого века к власти в России впервые пришли русские крестьяне. Будто нам всем приснилось настоящее Мужицкое Царство из народных сказок и былин о Разине и Пугачёве . Выходцы из деревни предстали образцовыми субъектами и «лекалами» для подражания, первыми среди советских людей. И их подспудные чаяния незамедлительно получили оформление в политике, экономике и культуре СССР, да и всего мира. Потому что именно они сделали СССР-Россию глобальной державой. Во главе Советского Союза на «золотой царский стол» сел курский мужик Никита Хрущёв . Главным и центровым литератором страны прогремел смоленский крестьянин Александр Твардовский. А вслед за ним изысканные и яркие крестьяне-писатели: Распутин, Шукшин, Белов, Абрамов , сказатель Шергин . Ну, а выше всех вознёсся гжатский парень с детской улыбкой Юрий Гагарин . Серьёзная красавица Валентина из деревни Большого Масленниково совершила первый и последний космический женский полёт в одиночку.
Сбылась вековая грёза народников и эсеров, мечтавших, что страной однажды будут управлять русские крестьяне. Сотни лет до этого — не русские и не крестьяне, а тут будто сказка поскакала по Руси галопом…
Мужицкое Царство во многом хаотично и бессознательно пыталось высказать «Русский социализм».
В первую очередь, пошли в разнос тюрьмы и остроги, ненавистные мужикам тысячи русских поколений. Миллионы узников возвратились домой.

Освободились евразийцы Пётр Савицкий и Лев Гумилёв, лидер партии левых эсеров Ирина Каховская.
Вернулись на Родину репрессированные народы.

Геоэкономика и геополитика Мужицкого Царства
Произошла вторая отмена крепостного права, невиданное дело — жителям села вернули паспорта и разрешили путешествовать по стране! Ничего подобного при сталинском режиме и представить было невозможно!
Дальше начался собственно социализм (потому что в при Ленине и Сталине у нас был конечно же государственный капитализм). Верховная власть возможно впервые за тысячелетия повернулась лицом к народу. Началось массовое бесплатное жилищное строительство. Всеобщее медицинское обслуживание и образование именно тогда подняли на небывалую высоту.
Страна разделилась на макрорегионы-совнархозы. Именно они получили реальную экономическую власть. Тем самым у национальных элит союзных и автономных республик был выбит главный рычаг и кошелёк для потенциального сепаратизма. Теперь нацреспублики отвечали за культурное и мемориальное наследие народов, т.е. занимались своим главным и необходимым делом. А в СССР возникла сложная ассиметричная организация по национально-региональному принципу.
Идеи народников-статистиков Колосовского, Александрова , антропогеографа Вениамина Семёнова-Тяньшаньского по замене в стране-вселенной неуклюжего отраслевого хозяйствования на региональное районирование подарили Советскому Союзу настоящий экономический всплеск. Выяснилось, что делать дела самим, не озираясь всё время на Москву, выгодно и привлекательно для инициативных и активных людей в советской промышленности.
Времена «хрущёвской оттепели» оказались последний попыткой не просто «внести жизнь» в наше село. По сути колхозников-целинников провозгласили «передовым авангардом» всей советской цивилизации. «Мужик в гору пошёл» и начал с удовольствием и по делу играть в стране главные роли. Сельское хозяйство на короткое время оказалось в центре «повестки дня» России- Евразии. Фильм «Иван Бровкин на целине» Лукинского о жизни тракторной бригады снискал невероятную популярность. Леонида Харитонова — исполнителя главной роли женщины России признали эталоном русского мужчины. Тысячи женщин мечтали иметь «от такого «Ивана» детей»!
Словно бы съёмочная группа попала в «точку нуменозности» коллективного бессознательного народа.

Бригады целинников — это совсем не колхозы в обыденном значении этого слова. Колхоз — это зона оккупации коммунистическим государством крестьянской общины. Целинники хозяйствовали артелью, хотя сами себя так не называли. Частное, «куркульское» отношение к труду не поощрялось, но и роль государства в управлении артелью была сведена к минимуму семилетнего плана. В артелях царствовала общественная и трудовая инициатива. В целинном энтузиазме мы узнаём и прозрения Кропоткина и экономические выкладки Кондратьева. Но знатоки назовут и точный идейный источник «артельного» или «ватажного» социализма. Это экономическая программа партии левых эсеров, разработанная членом её ЦК Сергеем Рыбиным-Луговым , возглавлявшим в 20-х гг. крупнейшую в России артель «Муравейник». И Кропоткин и Рыбин признавали артель исконным русским способом хозяйствования. Но расцвела она — при освоении Целины.

Хрущёв считал, что почин целинников даст стране людей нового характера. Активно-социалистических, волевых, свободных и открытых, как степь. По сути Целина планировалась, как полигон, специальная земля, рождающая не только хлеб, но и тип грядущего советского человека.
Официальной (хотя неформальной) идеологией СССР в пятидесятых-шестидесятых предстал не марксизм и не «культ чёрной земли» (как можно было бы от бывших «лапотников» ожидать), но Русский Космизм. Идея всеединства и покорения Вселенной, сформулированная Гагариным-Фёдоровым, Константином Циолковским, Владимиром Соловьёвым и Владимиром Вернадским взбудоражила и одухотворила советскую молодёжь. Ею бредили молодые авиаконструкторы и атомщики, писатели и геологи. Знамя Русского Космоса превратило СССР в наиболее привлекательную страну-модель для подражания народов всего мира. Первые советские космонавты сделали для этого больше, чем тысячи танков и самолётов. В шестидесятые равняться на Русских в мире стало страшно модно!
Во внешней политике Советский Союз взял на вооружение изначальную эсеровскую концепцию национально-освободительной борьбы народов мира за свободу жить на своей земле по своим законам. Это дало огромные плоды, когда треснули западные колониальные империи. Во всём мире на Русского смотрели, как на Освободителя и Избавителя от европейского и американского гнёта и рабства.
Преимущество США над СССР в ядерном вооружении казалось катастрофическим, американцы имели в десятки раз больше боеголовок и в случае реального конфликта готовились реально уничтожить нахрапистое Мужицкое Царство.
Генсек и ГлавМужик Никита Хрущёв начал внешнюю политику, больше похожую на игры в кости с чертями на кладбище. Через эксцентричные выходки и личные пиар-компании на территории противника (внутри США), через жесточайший взаимный шантаж «Карибского кризиса» наши вышли с прибылью. Русский мужик-хитрован по сути развёл и запугал геополитических врагов, имея на руках весьма слабые карты.
Мы далеки от идеализации «Оттепели» или лично Хрущёва. Но если судить объективно, то можно вычленить, что «народническая идея» впервые проросла через государственный (в данном случае большевистско-марксистский бетон). И принципы Русского понимания Социализма начали кристаллизоваться, словно удивительные цветы соли вокруг брошенного в волшебное озеро Эльтон банального гвоздя.

Эсеровский реванш

Никита Хрущёв своим полным отсутствием классического образования (а Ленин имел университетское, а Сталин — семинарское) воплотил в себе «чвенгуровскую мечту» платоновского персонажа Копенкина . Сей достойный красный рыцарь мечтал, чтобы с России, как со степи вынесло все зёрна пришлой романо-германской цивилизации, все её сорняки и пустоцветы. И чтобы Земля сама родила из себя самоя Новое и Иное, Родное. Своё.
Поэтический образ прекрасен, но не совсем верен. У Хрущёва и у «крестьянской сети», неожиданно воспарившей над Русью, будто невод, вынутый из тёмной реки, была идеология или крипто-идеология.

Семена «земли и воли», разбросанные партией социалистов-революционеров по «большакам», деревням и хуторам нашей Равнины, не могли не пустить корней и не дать урожая. 40 лет спустя после разгрома эсеровских партий.
К концу своего правления, Никита Хрущёв совершил административно-политическое решение, повергшее советскую бюрократию в шок, и ставшее, возможно, главной причиной его отставки. Мужицкий царь потребовал разделить коммунистическую партию на городскую и сельскую!
Что отсылает нас к 6 июля 1918 года — к лихим временам зари красной власти. Когда «рабочая» советская партия большевиков «съела» «крестьянскую» советскую партию левых эсеров. А Хрущёв предложил фактически крестьянскую партию восстановить!
Такие революционные решения не возникают от волюнтаризма или помешательства (что приписывали генсеку, свергнувшие Хрущёва его же собственные политические халдеи). Мы констатируем, что у Никиты Сергеевича и у «тайной крестьянской сети» имелся достаточно внятный план внутренних и внешних приоритетов, своеобразное видение будущего Русской Цивилизации. Данную систему евразийцы-народники и Новые Скифы именуют «Русским Социализмом», а корнями она уходит к народникам XIX века, к эсерам, скифам 1918 года, к «крестьянским поэтам» и левым евразийцам.
Мужик на кремлёвском троне с сочной фамилией «Хрущёв» имеет к нашей доктрине непосредственное отношение. Иное дело, что по своему мужицко-народническому темпераменту Никита Сергеевич скрывал и юлил и прятал собственные политические взгляды до последней возможности.
Есть свидетельства троцкистских взглядов и связей Хрущёва в эпоху крутой партийной борьбы 20-х гг. Но реального «троцкизма» (кроме яростных и часто неуклюжих методов «перманентной революции») в хрущёвской «крестьянско-космической» программе не было. Частично он продолжал госполитику, доставшуюся ему в наследство от драконовских режимов Ленина, Сталина и романовской династии: в Новочеркасском расстреле рабочих, в повышении налогов, в гонении на религию, мы никогда не разглядим ни Михайловского, ни Спиридонову.
Но человек родившийся в курской деревни Калиновка, не мог с молоком матери не усвоить понятные и приятные деревенскому люду лозунги партии социалистов-революционеров. Потому что, всё что делал Хрущёв во времена «оттепели» (все его личные, а не взятые в наследство от Сталина государственные «ноу-хау») так или иначе совпадает именно с эсеровским идеологическим багажом. И ничего удивительного тут нет. Народники десятилетиями «ходили в народ», в эсеровских партиях состояли миллионы людей, социал-революционные философы, статистики, социологи, экономисты и литераторы произвели фантастическую работу по формулированию собственно русских социалистических чаяний, грёз, заветов и наказов Крестьянской Руси. И какой ещё социализм мог понять и строить русский крестьянин, взявший наконец власть над бескрайней землёй!?
Но историк «скифства» Ярослав Леонтьев недавно принёс нам даже не подтверждение догадок, но информационную бомбу:
Юноша-свет-Никита начинал свою политическую карьеру в 1918 в юзовской (донецкой) дружине левых эсеров! Как Сергей Есенин … Когда партия «приказала долго жить» остался с большевиками. Но как только «большевистский огонь» выпаленный донельзя сталинской имперской политикой, ослаб… Пламень тайной крестьянской Руси, прятавшийся словно аленький сердечный цветок под шубами государственного торфяника, прозрел и вырвался наружу!

Махно на хрущёвской даче

Крестьянский народнический отчаянный сполох из-под-земли поразил мир и лучинами русских космических кораблей осветил небесную сферу до порога Венеры и Марса! И сгорел как Гагарин! От искры с ободов у крестьянина, собравшегося на Луну, запылала телега. Кони понесли и сожгли в стратосфере вековую мечту русского народа о Мужицком Вселенском Царстве. О Звенящем «сороком сороков» над планетой Русском Социализме.

Социолог Александр Прохоров указывает на схожесть политической судьбы Хрущёва и Павла I. Они хотели развивать общество, а общество «играть в активность» уже не хотело. Они пытались «фасцинировать» правящую элиту на подвиги, сопоставимые с первыми крестовыми походами, но партийная и дворянская аристократия не желала и не доверяла новым революциям. И Павел и Никита желали реально помочь (и многое сделали) для улучшения жизни простого народа. Но в решительный момент борьбы за власть народ их не поддержал.
Что есть трагедия пассионариев на троне, среди ленивых и лживых царедворцев, во главе народа, уставшего воевать и строить.
Ведь, как мы уже указывали Русский Социализм Изучаемый нами элемент существует лишь при очень высоком электрическом напряжении. При слабом — вы его никогда не увидите и не получите!
Хрущёв, способствовавший выводу советов из сталинского анабиоза, поощрявший самоорганизацию населения в дружины, стройотряды, бригады и ТОСы всё равно так и остался государем чиновников. Центровая бюрократия, до смерти ненавидевшая экономический почин совнархозов и целинников, вольные нравы «оттепели» прогнала своего вождя, будто царя Эдипа.

Наш крипто-эсер и крипто-скиф Никита Хрущёв, сброшенный «героями застоя» с мужицкой «Царь-Горы» доживал свой век на партийной даче. Говорят, что туда к нему ездил Владимир Высоцкий, и вместе они рассуждали о судьбах национального искусства. При Хрущёве все эти барды и поэты, как продолжатели дела акынов, ашугов, гусанов и слепых гусляров распелись соловьями. И якобы дед-Никита читал молодому барду стихи Нестора Махно. Он мог себе такое позволить. Генерал, живший посреди Сталинградской битвы на Мамаевом кургане. Выходец из левоэсеровской дружины бандитско-рабочей по сию пору Юзовки (Донецка). Рождённый на курской магнитной аномалии, в самой матке крестьянской Руси.

Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал…
За тебя угнетённое братство,
За униженный властью народ,
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной за одно пулемёт.
И тачанка, летящая пулей,
Шашки вверх, ошалелый «подвысь!»
Почему ж от меня отвернулись,
Те, кому я отдал свою жизнь?
В моей песне ни слова упрёка,
Я не смею народ упрекать,
Почему же мне так одиноко?
Не могу рассказать и понять.
(Нестор Махно)

Скончался Никита Сергеевич 11 сентября 1971 года в День Усекновения Главы Иоанна Предтечи. За 30 лет до сего срока в Орле в Медведевском лесу расстреляли лидера партии левых социалистов-революционеров Марусю Спиридонову. 11 сентября. Те, кто разбирается в знаках священной хронологии, поймут всё и сразу.
А в декабре 1971 года скончался поэт-символ последней русской крестьянской культурной революции — Александр Твардовский, затравленный лучшими брежневскими цепными писателями. А Василию Шукшину окончательно запретили снимать «Степана Разина». Сундук «духа народного» крепко захлопнулся.

Коммунизм, 1980

Главным флагом «хрущёвском мобилизации» всё же были ни космос, ни индустриальный рывок без ГУЛАГа и не Целина. Главным своим делом Царь-Мужик считал «построение коммунизма при жизни нынешнего поколения». Это был основной проект, вокруг него вертелся весь пафос красной пропаганды, на мечту, как на ось накручивали экономические «семилетки».
В исторической перспективе промышленно слаборазвитый и малонаселённый Восточный блок проигрывал индустриальной и демографической мощи Запада. Умные люди это поняли ещё в 60-е годы. Как лихая тройка рано или поздно устанет гнаться за добротным дилижансом, запряжённым двенадцатью лошадьми. Нужен был экстренный рывок. Требовалось создание технологий, способных революционным образом изменить мир. Потомки русских крестьян, новые Кулибины и Ломоносовы ещё в шестидесятые такие технологии изобрели. Термальные и летающие электростанции, производящие дармовую энергию, прообразы «наноботов», чертежи «Бурана», «оргоружие» Спартака Никанорова , планы лунных и подводных городов и ферм. Реализация этих проектов в корне изменила бы облик мира, вывела СССР в технологические лидеры и, о, да, позволила бы советскому народу прикоснуться к коммунистическому изобилию товаров и услуг. Собственно так и планировалось, что работать будут роботы, а люди-товарищи будут друг другу услуги оказывать. СССР собирался первым войти в эпоху постиндустриального общества. Но для запуска актуальных по сию пору проектов необходима экстренная мобилизация всего общества. Именно мобилизации требовали Хрущёв и молодые «космисты» из Академгородка, Дубны и Байконура.
Пришедшие на смену Никите вожди совершили настоящее цивилизационное предательство. Они пошли с Западом на Большую Сделку 1972 года. Советский Союз давал Европе нефть и газ, становился её «сырьевым придатком» и частью глобальной экономики. В обмен нашему обществу дали возможность долгожданного покоя в гонке Холодной войны, наступило странное перемирие, именуемое электробатареечным словом «разрядка». Гениальные русские коммунистические технологии засунули на полки, а Запад и США сконцентрировались и совершили свой капиталистический постиндустриальный рывок.
Дальнейший экономический крах СССР мы обсуждать не будем. Ведь эта статья о Русском Социализме.
Нас же предельно интересует каким представляли его реализацию во времена провозглашения «немедленного построения коммунизма»?

Страна Муравия

Однажды Берия спросил Никиту Хрущёва: «Каким ты видишь коммунизм?». Ответ Никиты Лаврентия Павловича рассмешил. Конечно, каким же мог видеть квинтэссенцию социализма курский «смерд»: «Мяса должно быть, много, молока, народ наш голодал, он ни в какой еде и одежде не должен нуждаться». Берия считал себя интеллектуалом, а «Хруща» — «кабаном» и «колхозаном». Горько он поплатился потом за презрительную недооценку.
А по хрущёвской оговорке, как по капли вина из кувшина, мы, по-структуралистски, можем судить о том, что вкладывали в загадочное слово «коммунизм» русские крестьяне, чем они наполняли эту политэкономическую категорию.

Мужики понимали социализм и коммунизм, как Рай, как Тридевятое сказочное царство, где «молочные реки и кисельные берега». Где хребты из мяса, а огурцы и кукуруза размером с дом (как в «Солнечном Городе» Николая Носова ). В этом Беловодье жить легко и сытно, там работают лишь чудо-звери или невидимые чудо-машины (настолько невидимые, что сами картошка с рыбой на стол укладываются). «Умные печи» выносят на Свет Божий готовые томлёные пироги и кулебяки.
Чтобы стоял, как в царском доме, всегда накрытый стол, всегда с семью различными кушаньями: хлеба, мяса, яблок и иных подобных вещей… В Царстве надо лишь не забывать благодарить незримых хозяев и оказывать чудо-зверям время от времени магические услуги. Да, и не есть по целому блюду, а откусывать по кусочку. И всё. Жить при коммунизме будет русский мужик, как у Христа за пазухой.
В поисках Тайного Праведного Царства крестьянин наш — с изначала Руси. Староверы-каменщики с Алтая, молокане и духоборы с известковых рек Армении, поморы из Студёного моря многое могли бы рассказать о путешествии за Птицей Удачи в Леденец, в Лукоморье, в Град Святого Духа, в Белую Индию.
Русские поддержали эсеров и большевиков, потому что комиссары, будто детям, пообещали народу показать сию Волшебную Страну.
По сути вся жизнь «нашего человека» построена на розыске священного царства. Мама и бабушка нам рассказали о нём в детстве. А герою поэмы Твардовского Никите Моргунку рассказал дедушка.

Ведёт дорога длинная Туда, где быть должна

Муравия старинная Муравская страна.
Земля в длину и в ширину кругом своя
Посеешь бубочку одну — и та твоя!
И никого не спрашивай, себя лишь уважай,
Косить пошёл — покашивай, поехал — поезжай!
И всем крестьяниким правилам Муравия верна!
Муравия-Муравия Хо-рошая страна!

И бродил тёзка Хрущёва, покуда стояла сила в ногах, ища в ускользающих просторах России народное крестьянское счастье. Наблюдая скрипучие телеги, увозящие кулаков с семьями на Соловки, бродя среди цыган и бывших попов, среди столбов и тракторов, свадеб и похорон, сторожей и яблоневых садов, потеряв доброго коня, напившись синем дымом, встретив то ли Сталина, то ли Наполеона верхом на коне, обдумав все русские думы, горестно возвращается Никита в колхоз…

Страны Муравской нету, мол. Как так? А просто так.
Была Муравская страна и нету таковой.
Пропала, заросла она травою-муравой.

Герои Твардовского не успокаиваются, продолжают пошуки. На войне, в аду, в смутных мыслях о родной сгоревшей деревне, продолжают искать Страну-Из-Которой-Течёт-Жизнь. Муравию — засеянную благодатной травой-муравой вечной весны.

Дар мёртвого богатыря

Грезится, стучится, ломится к нам из национальных снов Красный Чевенгур, Королевство Золотого Петушка, Китайская сторона Зелёной свежести.
В заиндевелой бесприютной земле среди самой страшной войны солдат Василий Тёркин получает в подарок от танкистов гармонь их погибшего командира. Усталые, измученные, осатаневшие и голодные русские люди, застрявшие в военной пробке неожиданно получают инъекцию стихии чистой жизни, будто безнадёжно больные цынгой вбирают в себя под небесной капельницей приход миллионов витаминов. Бесплатного счастья, сопоставимого с нисхождением на автоколонну потока Святого Духа.
Играет гармонь:

Только взял боец трехрядку,

Сразу видно — гармонист.
Для началу, для порядку
Кинул пальцы сверху вниз.

Позабытый деревенский
Вдруг завел, глаза закрыв,
Стороны родной смоленской
Грустный памятный мотив,

И от той гармошки старой,
Что осталась сиротой,
Как-то вдруг теплее стало
На дороге фронтовой.

От машин заиндевелых
Шел народ, как на огонь.
И кому какое дело,
Кто играет, чья гармонь…

И забыто — не забыто,
Да не время вспоминать,
Где и кто лежит убитый
И кому еще лежать.

И кому траву живому
На земле топтать потом,
До жены прийти, до дому, —
Где жена и где тот дом?

Плясуны на пару пара

С места кинулися вдруг.
Задышал морозным паром,
Разогрелся тесный круг.

— Веселей кружитесь, дамы!
На носки не наступать!

И бежит шофер тот самый,
Опасаясь опоздать.

Чей кормилец, чей поилец,
Где пришелся ко двору?
Крикнул так, что расступились:

— Дайте мне, а то помру!..

В пляске, словно в обрядовой игре, будто из бабкиного ларца достаётся потерянная в детстве страна. Василий Тёркин получил в дар от покойника волшебную гармонь. Инструмент обретается из Мира Мёртвых по всем канонам русского эпоса, ведь и в сказке «гусли-самогуды» сделаны из человеческих жил.
Гармонь Василия Тёркина — это Русский Социализм. Дар русских пращуров, благодарных богатырей, живущих в привольной пресветлой стране за полями, за лесами, за горами. Куда идти-не дойти, куда скакать-не доскакать…
Дар родных людей, отмучившихся за святое общерусское дело, переполненный сладкой кашей Горшочек-Вари. Словно медный котёл судьбы скифского царя Арианта он щедро кормит наших людей стихией чистейшей жизни. Гармонь, как Летучий Корабль несёт измученных советских солдат в Царствие Небесное. Вдыхает в них неодолимую Силу. Дарует «золотой ярлык» на победу в изначально проигранной войне.
«Волшебные технологии» коммунизма из той же серии. Они как Рог Изобилия С-Той-Стороны. Они будто радио для общения с ушедшими вдаль русскими поколениями…
Однажды пращуры (по предсказанию Николая Фёдорова ) воскреснут. Однажды они помогут Солнечному Русскому построить Царствие Божие на земле.
Ведь Русский Социализм никуда не делся — он кровная часть нашей идентичности, самости. Он вечен, пока на планете живут Русские. Русский Социализм — в каждом из нас! За него по-прежнему готовы проголосовать от 70 до 90 процентов отечественных выборщиков.

Это не коллективное помешательство и не блажь. Ведь русский крестьянин по своему характеру рационален, прижимист и чёток. Он понимает космизм, как конкретную вещь:
Если эта Земля-целина освоена, то надо полететь и распахать Новую Землю! Найти заветную планету Муравию!

И пошел, пошел работать,

Наступая и грозя,
Да как выдумает что-то,
Что и высказать нельзя.

Словно в праздник на вечерке
Половицы гнет в избе,
Прибаутки, поговорки
Сыплет под ноги себе.

Русский социализм…
По-моему — всё только начинается!
Пляшем, строим и летим!

Павел Зарифуллин

Идея социализма до сих пор остается привлекательной для огромного количества наших сограждан. Одни видят в ней возврат к «стабильному» прошлому, другие – устремленность к «светлому» будущему. Некоторые собираются использоваться «технологии» социализма в национально-государственных интересах. Для того, чтобы понять перспективы этой идеи необходимо проследить исторический путь социализма в России

Социализм (от лат. socialis, т. е. «общественный»), как явствует уже из названия, есть политико-экономический порядок, основанный на преобладании общества. В рамках социализма и личность, и государство рассматриваются как нечто подчиненное, призванное выражать лишь волю коллектива. В этом его главное отличие от консерватизма, выдвигающего на первый план государство, и либерализма, ставящего во главу угла личность.

На практике же реализация социализма приводила либо к гипертрофированному усилению государства (коммунисты), либо к определенному смягчению индивидуализма либерального строя (социал-демократы). Это обусловлено тем, что социализм ставит перед собой сугубо утопические цели. Огромная масса людей не может управлять общественным развитием, это под силу лишь вождям, а также группам, либо специализирующимися на управлении (чиновничество), либо обладающими элитарным статусом, который дает им большое материальное состояние и высокое образование (аристократия, буржуазия). Поэтому указанные группы неизбежно перехватывают лозунги и технологии социалистов, используя их в собственных целях. Утопия социализма предполагает либо отмирание государства (марксисты), либо его отмену (анархизм). В системе марксизма социализм объявляется всего лишь первой фазой коммунизма, который неизбежно должен привести к отмиранию государств, наций, семьи.

Совершенно очевидно, что данное положение делает социализм неприемлемым с точки зрения консерватизма. В то же время социалисты выдвигают положение, которое привлекательно для консерватизма, естественно, при условии его соответствующего переистолкования. Речь идет о требовании покончить с эксплуатацией человека человеком, сплотив общество в деле решения важнейших задач духовного, политического и экономического характера. Действительно, согласно консерватизму, противоречия внутри нации (государства, империи) должны быть минимальными, что невозможно без существенного ограничения эксплуатации, которая эти противоречия и порождает. Поэтому данное требование социализма часто берется на вооружение различными течениями в консерватизме. Так рождаются теории «религиозного», «национального», «государственного», «феодального» и т. п. социализма.

В России развитие социализма представляло собой довольно сложный и специфический процесс. Социалистические идеи стали проникать в нашу страну в 30-е годы XIX века с Запада. Русская образованная публика знакомилась с трудами известных социалистов-утопистов – Ш. Фурье, Р. Оуэна, К. Сен-Симона. Это подвигало ее к довольно-таки радикальным требованиям. В 1845 году мелкий чиновник МИД России М. В. Буташевич-Петрашевский организовал кружок, участники которого стояли на позициях, близких к социализму. В начале деятельность кружка носила чисто просветительский характер. Затем петрашевцы пришли к мысли о необходимости вооруженного восстания и стали вести соответствующую организационную работу в войсках. В результате кружок оказался разгромлен полицией. Так почти с самого начала своего существования отечественный социализм показал себя врагом русской традиции.

Между тем на первых порах он еще сохранял много традиционных и национальных черт. Один из ведущих теоретиков т. н. «революционной демократии» А. И. Герцен, создал теорию «русского социализма». Согласно ей Россия должна была придти к осуществлению социалистической утопии через общину. Сохранение общинных институтов рассматривалось как благо, резко отличающее нашу страну от буржуазно-индивидуалистического Запада. Именно Россия, по мысли Герцена, станет первой страной, где восторжествует социализм. Признавая самобытность России, Герцен в то же время придавал ей какой-то примитивный характер: «В нравственном смысле мы более свободны, чем европейцы, и это не только потому, что мы избавлены от великих испытаний, через которые проходит развитие Запада, но и потому, что у нас нет прошлого, которое бы нас себе подчиняло. История наша бедна…». Он считал общинную жизнь примитивной и лишенной какого-либо структурного многообразия. Это «обстоятельство» должно было облегчить всей России переход к уравнительному распределению.

Идеи Герцена легли в основу идейно-политического движения народничества, которое смогло создать сильные организационные структуры – «Земля и воля», «Народная воля», «Черный передел» и др. Народники считали, что Россия может придти к социализму, минуя капитализм, ведь у нее сохранились социалистические, по своей природе, институты – община и артель. Любопытно, что их взгляды на судьбы русского социализма совпадали со взглядами Маркса, которые сложились у него в поздний период. Маркс был уверен, что социализма нельзя достичь без длительного периода развития капитализма. Итогом его станет возникновение мощного рабочего класса, который обобществит собственность. Но для России Маркс делал исключение, ввиду наличия у нее общины, готового социалистического института. Эти мысли он высказал в своем письме к В. Засулич.

Народники иногда выдвигали требования самобытно-традиционалисткого характера (например, созыва Земского собора). Они часто именовали себя русскими патриотами, но зачастую сводили весь свой патриотизм к критике якобы онемеченного чиновничества и требованию предоставить свободу «угнетенным» меньшинствам, в первую очередь, полякам. Монархия объявлялась ими в качестве образования, чуждого русскому народу и выросшего из «византизма», «татарщины» или «германства». По сути, их «патриотизм» оборачивался отрицанием необходимости сильной национальной государственности. Характерно, что среди народников было очень сильно влияние идей анархизма, а некоторые вожди народничества были откровенными анархистами (такие, как М. А. Бакунин).

Многие народники прямо отрицали необходимость патриотизма. М.В.Буташевич-Петрашевский утверждал: «Социализм есть доктрина космополитическая, стоящая выше национальностей: для социалиста различие народностей исчезает, есть только люд». Он полагал, что в будущем все различия между народами исчезнут. Народник П. Л. Лавров писал: национальность сама по себе «не есть враг социализма как современное государство; это не более, чем случайное пособие или случайная помеха деятельности социализма». Иногда социалист может даже выставлять себя «ревностным националистом» с тем, чтобы привлечь своих единоплеменников к идеям социализма. Но в результате воплощения этих идей национальные различия будут преодолены, станут всего лишь «бледным преданием истории, без практического смысла». А вот мнение народника Л. Н. Ткачева – социалист «с одной стороны... должен содействовать всему, что благоприятствует устранению перегородок, разделяющих народы, всему, что сглаживает и ослабляет национальные особенности; с другой он должен самым энергичным образом противодействовать всему, что усиливает и развивает эти особенности. И он не может поступать иначе».

Космополитизм развивался в рамках социализма (как зарубежного, так и отечественного) не случайно. Он был обусловлен идеей преобладания социального начала. Различные общественные группы в разных странах и у разных народов одни и те же. Везде есть своя аристократия, свои купцы, свои наемные рабочие и т. д. Различия между ними обуславливает национальная специфика, которая защищается государством. Именно государство, возвышаясь над социальными группами с их узкими интересами, способно видеть и выражать то общее, что присуще аристократу, предпринимателю и рабочему. Это общее отличает их от аристократов, предпринимателей и рабочих, которые принадлежат к иному народу. Если же над государством возвышается либо общество (социализм), либо группы его индивидуумов (либерализм), то народы перестают замечать разницу между социальными группами в своей стране и за рубежом. Они будут неизбежно стремиться к космополитическому всесмешению. А партии, которые выдвинут идею преобладания общественного или личного начала, неизбежно будут выступать в роли космополитических партий.

В 80-е годы XIX начинается формирование марксистского крыла в российском социализме. Возникает группа «Освобождение труда», возглавляемая бывшим народником Г. В. Плехановым. Наконец, в 1898 году проходит I съезд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Российские марксисты считали, что победа социалистической революции возможна только после того, как капитализм полностью исчерпает свои потенции и превратит большинство в пролетариат. Тогда пролетарское большинство достаточно легко свергнет буржуазию. Такова была общая схема, которая, однако, разными марксистами истолковывалась по-разному. «Правое» крыло РСДРП, т. н. «меньшевики» (Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, Ю. О. Мартов и др.), считало, что период развития капитализма должен быть достаточно долгим. Длительное время власть должна принадлежать буржуазии, которая свергнет самодержавие при помощи рабочего класса (крестьянство меньшевики не считали революционной силой) и проведет необходимые либерально-демократические преобразования.

Левое крыло («большевики») во главе с В. И. Лениным считало, что Россия уже достаточно шла по пути капитализма. Можно и нужно бороться как против самодержавия, так и против капитализма. Но это возможно лишь при условии союза рабочего класса и крестьянства.

А «центрист» Л. Д. Троцкий не надеялся ни на буржуазию, ни на крестьянство. Он возлагал свои чаяния лишь на западный пролетариат.

Для марксистов был характерен капитализм, который носил у них гораздо более радикальный характер. Так, Ленин писал: «Пролетарская партия стремится к сближению и дальнейшему слиянию наций». Согласно ему, «национальные движения реакционны, ибо история человечества есть история классовой борьбы, в то время как нации – выдумка буржуазии».

В начале XX века в России возрождается народничество, которое было разгромлено полицией. В 1901-1906 гг. формируется Партия социалистов-революционеров (ПСР, лидеры – В. М. Чернов, Н. Д. Авксентьев и др.). В отличие от старых народников, эсеры признавали, что Россия все же вступила в капиталистический период своего развития. Но при этом они считали, что сам капитализм затронул российское общество весьма поверхностно. Особенно, это касается деревень, где сохраняется община и мелкое крестьянское хозяйство, в массе своей, трудовое. Именно в аграрной сфере произойдет рождение новых социалистических отношений, которые станут возможны благодаря национализации земли, ее уравнительного распределения и последующей кооперации. На всем протяжении своего существования от эсеров откалывались различные левые и «правые» группы (максималисты, эсеры-интернационалисты, народные социалисты).

В 1917 году, после Февральского переворота, эсеры превращаются в самую массовую и влиятельную партию – благодаря своей опоре на крестьянство. Летом 1917 года в ней состояло около миллиона человек. Тем не менее, ее руководство так и не сумело выработать свой, самобытный взгляд на судьбы социализма и России. Эсеры пошли за гораздо более слабыми, в организационном отношении, меньшевиками. Последние убеждали в необходимости длительного этапа развития капитализма (при наличии самой широкой и социально ориентированной демократии). Но меньшевики и эсеры не учли поляризации российского общества. Оно разделилось на тех, кто был готов принять радикальную программу большевиков, и на тех, кто был готов к радикальному противостоянию Советам – в рядах национал-либерального Белого движения.

Эсеры и меньшевики пытались стать «третьей силой», предлагающей демократический вариант выхода из системного кризиса. При этом они выступали за ослабление государства в пользу общественных структур. В этом они были гораздо левее большевиков, которые для сохранения своей власти вынуждено усиливали воздействие государственных механизмов. При этом эсеро-меньшевики упрекали большевиков в возрождении самодержавия и национальном изоляционизме (согласно им, движение к социализму возможно было лишь как движение всего мирового пролетариата, которому еще только предстоит сформироваться полностью).

Особую их ярость вызвало использование в Красной Армии военных специалистов, начавших свою карьеру еще в царское время. В этом они «перетроцкистили» самого Троцкого, который (из соображений прагматизма) был сторонником активного привлечения спецов. На заседании ВЦИК от 22 апреля 1918 года предложение Троцкого об использовании офицеров и генералов старой армии было встречено критикой как «левых коммунистов», так и «правых» меньшевиков. Лидеры последних – Ф. Дан и Мартов обвинили большевиков чуть ли не в блоке с «контрреволюционной военщиной». А Мартов вообще заподозрил Троцкого в том, что он расчищает путь для Корнилова.

В апреле 1918 года меньшевистская газета «Вперед» открыто солидаризировалась с «левыми коммунистами», протестующими против укрепления трудовой дисциплины на предприятиях, не подвергнувшихся национализации: «Чуждая с самого начала истинно пролетарского характера политика Советской власти в последнее время все более открыто вступает на путь соглашения с буржуазией и принимает явно антирабочий характер… Эта политика грозит лишить пролетариат его основных завоеваний в экономической области и сделать его жертвой безграничной эксплуатации со стороны буржуазии». Меньшевики встретили в штыки объявление новой экономической политики, расценив эту совершенно своевременную и прагматическую меру как капитуляцию перед буржуазией.

Массы не приняли эсеровско-меньшевистского «третьего пути» и Россия пошла по пути, предложенному партией большевиков. В 30-х годах И. В. Сталин (в ожесточенной борьбе с троцкизмом и другими ультралевыми течениями) направление этого пути существенно скорректировал, использовав социализм в качестве мощного рычага для создания сильного государства. После его смерти развитие социалистической теории в СССР практически завершилось, что ввергло страну в состояние застоя. В 80-90-е годы оно закономерно завершилось крушением советского социализма.

Александр Елисеев

Первый фактор , который необходимо принять во внимание, это то, что основной конфликт современного этапа развития мировой цивилизации состоит в противоречии между уровнем производительных сил, достигшим или почти достигшим постиндустриального информационного этапа, и сохраняющимся капиталистическим характером производственных отношений. Этот конфликт проявляется в том, что распространение капиталистического права собственности с конкретных физических вещей на информационные объекты, технологии и знания ведёт к резкому ограничению распространения и развития знаний, зачастую к блокированию и консервации передовых технологий, к монополизации производственных сфер и, как следствие, к прекращению конкуренции и развития, к консервации и застою. Это хорошо описываемый марксистской теорией конфликт, при котором отжившие производственные отношения, несовместимые с новым этапом развития производительных сил, стремятся сохранить себя путём искусственной остановки прогресса.

Оборотной стороной вызванной монополистическими принципами «интеллектуальной собственности» остановки прогресса является и то, что вместо уже реально достижимой автоматизации и роботизации производств с резким сокращением объёмов общественно необходимого человеческого труда, производства зачастую попросту выводятся в неразвитые страны с дешёвым трудом. Это не только тормозит прогресс производительных сил, но и делает цивилизованный мир чрезвычайно уязвимым и зависимым от мировой периферии, создаёт опаснейшие перекосы в экономике передовых стран, чреватые угрозой их лидерству.

Совершенно очевидно, что нынешняя капиталистическая система в силу этой причины в стратегической перспективе неконкурентоспособна. Её мнимая устойчивость определяется лишь тем, что у неё на сегодня нет сильных конкурентов, поскольку она приобрела тотальный, универсальный, всемирный характер.

Уже исходя из этого ясно, что та страна, которая, имея достаточные средства стратегического сдерживания (ядерное оружие и современные средства его доставки и защиты), сегодня грамотно и эффективно провела бы радикальную реформу принципов «авторского права» и «интеллектуальной собственности», почти автоматически стала бы лидером мирового развития. Хотя бы просто потому, что сняла бы основной существующий на сегодня барьер свободному развитию знания, превращающегося в основную и непосредственную производственную силу. <…>

Второй фактор , который необходимо учитывать, состоит в том, что даже в современных условиях, а, тем более, в условиях освобождённого от оков монополий «интеллектуальной собственности» и долгосрочного «патентного права» развития научно-технического прогресса лимитирующим источником жизненных благ станет не человеческий труд (в значительной степени заменённый автоматической техникой), а наличие невосполнимых природных ресурсов. Это означает существенное перераспределение основных мировых противоречий и конец объективной базы для идеологии интернационализма.

Это значит, что гражданство теперь выражается, прежде всего, в участии в правах коллективной, наследственно передаваемой общим потомкам собственности на невосполнимые природные ресурсы и в обязанностях по коллективной защите этой собственности .

Распределение «природной ренты» в постиндустриальную эпоху становится таким же ключевым вопросом политики, каким в индустриальную эпоху был вопрос распределения прибавочной стоимости . Политическая эффективность этого вопроса, даже несмотря на контроль капиталократических механизмов над СМИ и иными средствами формирования общественного мнения, весьма наглядно была продемонстрирована во время выборной кампании 2003 года в Государственную Думу Российской Федерации. Напомним, что блок «Родина», только что накануне выборов явно наспех сформированный как рыхлая коалиция практически независимых политических фигур, не имевший на тот момент ни серьёзной организационной базы, ни значительных финансовых, аппаратных или информационных ресурсов, ни раскрученного политического брэнда, ни устойчивого электората, ни каких-либо особых прорывных политтехнологий, получил совершенно неожиданный успех только и исключительно благодаря лозунгу «природной ренты».

Представляется вероятным, что рано или поздно научно-технический прогресс сделает возможным замену невосполнимых природных ресурсов восполнимыми искусственными аналогами и, тем самым, снимет пределы ресурсных ограничений. Однако вполне очевидно, что это произойдёт существенно позже, нежели будет достигнута высокая автоматизация производства готовой продукции на основе природного сырья. Иными словами, определённый (и, возможно, достаточно длительный) промежуток времени человечеству предстоит существовать в условиях, когда именно владение постоянно сокращающимися природными ресурсами будет определять, кто имеет необходимые средства жизневоспроизводства, а кто – нет.

Третий фактор состоит в том, что современный уровень гиперпотребления определяется порочностью воспроизводства капиталистической системы и не даёт ничего, кроме бессмысленных и ненужных затрат труда, чудовищной в своей иррациональности переработки невосполнимых природных ресурсов в экологически вредные отходы, духовной, интеллектуальной и культурной деградации общества. Необходимым условием для перехода от безудержного потребления к разумной достаточности и рачительной экономии является смена транслируемых обществу парадигм образа жизни и, в первую очередь, принципиальный разрыв связи между уровнем потребления и социальным статусом. Необходимым (хотя и не достаточным) условием для этого является принципиальная смена господствующих производственных отношений.

Впрочем, смена характера производственных отношений является необходимой предпосылкой и условием для всех трёх перечисленных выше пунктов. В самом деле, ни снятие монополистических барьеров «интеллектуальной собственности», ни, тем более, реальная национализация природной ренты принципиально невозможны без перехода от капиталистического рыночного производства в парадигме максимизации извлечения прибыли к социалистическому плановому производству в парадигме удовлетворения общественных потребностей. Именно поэтому в соответствии с метким и точным в своей афористичности лозунгом, впервые сформулированным лидером русских коммунистов Г.А. Зюгановым, Русский социализм действительно является ответом на Русский вопрос. Подчеркнём при этом, что слово «Русский» в определении «Русский социализм» отвечает в первую очередь не на вопрос «какой?», а на вопрос «чей?». То есть речь идёт в первую очередь не об особенностях социального устройства или национальной специфике общественных отношений, принципиально отличающих Русский социализм от социализма немецкого, английского, кубинского или китайского, а о том, что Русский социализм – это социализм, создаваемый Русскими, для Русских и в интересах Русских , и лишь затем (в четвёртую очередь) – с учётом национальных, ментальных, религиозных, культурных, исторических особенностей Русских, географических, климатических и геополитических особенностей России.

Словосочетание «Русский социализм», как известно, исторически восходит к А.И. Герцену, и в его работах означало, прежде всего, социализм, вырастающий из традиционной для России крестьянской общины и работничей артели. Формально этот вариант развития социализма из патриархальных социальных институтов минуя этап капиталистического отчуждения и индивидуализма противоречит марксизму – но только формально. Уже сами К.Г. Маркс и Ф. Энгельс, отнюдь не связывавшие себя пределами «ортодоксального марксизма» как некой непреложной догмой, вполне допускали и даже определённо приветствовали такой вариант как историческую возможность (см. К. Маркс «Письма в редакцию «Отечественных записок»», 1877; К. Маркс «Письмо к Вере Засулич», 1881; К. Маркс и Ф. Энгельс «Предисловие ко второму Русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии»», Женева, 1882). Любопытно, что «ортодоксальные марксисты» в этом вопросе противоречили самому Марксу, в то время как ленинское «отступление от ортодоксального марксизма» по вопросу о союзе пролетариата с крестьянством, столь обличаемое меньшевиками, на самом деле как раз соответствовало ходу мысли Маркса. И именно это марксистско-ленинское решение вопроса о возможности прямого перехода от позднефеодально-раннекапиталистического дворянско-крестьянского общества к социализму минуя этап зрелого развитого капитализма, решение вопроса о социалистической революции в условиях отсутствия зрелого промышленного пролетариата с опорой на крестьянскую массу (к которому, кстати, В.И. Ленин тоже пришёл далеко не сразу, а лишь по мере теоретического осмысления практического революционного опыта преодолев догмы вульгаризованного «ортодоксального марксизма») и привело к победе Великой Октябрьской Социалистической Революции, к формированию Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов как особой, принципиально новой формы государственной власти. В итоге именно этот выбор почти на столетие избавил Россию от судьбы Османской империи, от судьбы колониальной сырьевой периферии развитого мира, позволил провести социалистическую модернизацию, отстоять свободу и территориальную целостность страны, победить в Великой Отечественной Войне, стать второй по значению мировой сверхдержавой.

На первый взгляд, сегодня вопрос о роли крестьянской общины в переходе к социализму утратил всякую политическую актуальность и стал исключительно вопросом академической истории. То есть содержание концепции Русского социализма сегодня (в том значении, которое мы – коммунисты КПРФ – вкладываем в это словосочетание) на первый поверхностный взгляд не имеет никакой исторической преемственности от Русского социализма в том смысле, какой в это понятие вкладывал А.И. Герцен. На самом деле это не так.

Ключевой принцип, который объединяет русских социалистов эпохи А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского, большевиков-ленинцев и современных русских социалистов – сторонников Г.А. Зюганова – состоит в ответе на принципиальный вопрос о возможности социалистической революции в условиях объективной невозможности революции чисто пролетарской – то есть такой, какой К.Г. Маркс и Ф. Энгельс предсказывали для Западной Европы. Во времена В.И. Ленина проблема состояла в неразвитости капиталистических отношений и, следовательно, в малочисленности, неразвитости, экономической и политической незрелости великорусского пролетариата. Сегодня же проблема состоит в том, что победа контрреволюции опрокинула прежнюю социалистическую Россию (с если не абсолютно бесклассовым, то, по меньшей мере, слабо дифференцированным в классовом смысле обществом) в состояние страны «третьего мира», в колониальную сырьевую периферию развитого мира, в «банановую республику» – только с холодным климатом и нефтью вместо бананов. Интеграция в общемировой рынок в качестве сырьевого региона, естественно, привела к прогрессирующей и катастрофической деиндустриализации страны. Прямым социальным следствием этого стало резкое сокращение рабочего класса и научно-технической интеллигенции, распад советских трудовых коллективов, массовая десоциализация широких народных масс , одной стороной которой является омелкобуржуазивание бывших советских трудящихся (переход в категорию мелких торговцев, челноков, сотрудников торговых и посреднических фирм, «офисного планктона» и работников сферы разнообразных услуг), а другой стороной – их люмпенизация (переход в категорию безработных или живущих случайным заработком, потеря постоянного жилья, массовая алкоголизация и наркотизация).

При этом, чем дальше развивается «естественный» процесс интеграции России в систему мирового рынка, тем более углубляется и усугубляется её сырьевая специализация в рамках мирового разделения функций. Следовательно, тем более и более с каждым следующим годом нарастают и усиливаются тенденции деиндустриализации страны и, как неизбежное прямое следствие, десоциализации и маргинализации её населения (термин «деклассирование», неоднократно нами использовавшийся для описания данного процесса, на самом деле не совсем точен и представляет определённое упрощение, поскольку отправной точкой для современного состояния России было не классовое общество развитого капитализма, а квазибесклассовое общество позднего советского социализма. Точнее говорить не о деклассировании, а о крайней слабости и нарушенности процессов классообразования несмотря на реставрацию капитализма).

Таким образом, объективная реальность состоит не просто в предельной слабости современного русского пролетариата, а в том, что от дальнейшего «естественного» хода развития капитализма в рамках имеющей место траектории мы можем ожидать только и только дальнейшего ещё большего ослабления русского пролетариата, его численного сокращения, раздробления, замещения временными иностранными работниками (гастарбайтерами) – вплоть до полного или почти полного его исчезновения за исключением сырьедобывающих отраслей. А, с учётом того, что рабочие сырьевых отраслей, во-первых, территориально удалены от крупных городов и, следовательно, не могут непосредственно участвовать в политике (которая, как известно, делается преимущественно в столицах), во-вторых, могут быть благодаря сверхприбылям сырьевых корпораций в достаточной степени прикормлены, и, в-третьих, вполне могут быть постепенно вытеснены всё теми же иностранными гастарбайтерами, – фактически можно говорить об утрате пролетариатом качеств класса и о превращении его в ограниченную социальную прослойку.

Порочный круг замыкается. Без социалистической революции невозможно переломить тенденцию сырьевой компрадорской деиндустриализации страны. Но чем более усугубляется эта тенденция, тем объективно слабее социально-классовая база пролетарской революции и тем менее она возможна. Как разорвать этот порочный круг? В феврале 2004 года в статье «Русский социализм – доктрина победы», опубликованной на основанном ранее в 2003 году сайте «Русский социализм – революционная линия», нами был предложен ответ на этот вопрос: «… классовая аморфность народных масс неслучайна, и у нас нет ни малейших оснований ожидать от развития нынешнего российского капитализма возникновения и классового оформления пролетариата. Это догматическая установка на ожидание пролетариата утопична, реакционна и крайне опасна для нашего дела. Она не учитывает самой сути современного российского капитализма: его колониальности, его полностью сырьевого и непроизводственного характера, его придаточности по отношению к развитому миру. Пролетариат, которого ждут догматики, не придет. Останется немногочисленный слой рабочих сырьедобывающих отраслей – вполне обеспеченных материально, прикормленных и далеких от всякой революционности. Остальное население постепенно и планомерно будет сведено на нет – скорее всего, даже без каких-либо серьезных кровавых эксцессов, просто в силу сокращения рождаемости. И, сделав из этой ситуации логический вывод, мы снова возвращаемся к тому же: раз нет и не будет классовой оформленности, всю ставку необходимо делать на национально-освободительную доктрину. Идеология, цели, лозунги революции должны быть национальными, а не классовыми ». Там же: «Перед нами пример Кубы, где национально-освободительная социалистическая революция была осуществлена именно националистами ».

Этот ответ, положенный нами в основание доктрины Русского социализма в современном политическом смысле этого понятия имеет прямую и непосредственную преемственность как от Русского социализма Герцена, так и от Русского большевизма в том смысле, что в ситуации, когда научный классовый анализ свидетельствует об объективной невозможности классовой пролетарской революции, выбор делается в пользу социалистической революции в иной (непролетарской) форме, а не отказа от революции или пассивное ожидание «вызревания пролетариата» как обязательного условия «правильной» («по книжкам»!) пролетарской революции.

3 июля того же 2004 года на X Съезде КПРФ Лидером Партии Г.А. Зюгановым был представлен Политический отчёт ЦК «Мы выстояли. Впереди трудный марш!», ставший фактически одним из ключевых программных документов КПРФ. В этом документе, в частности, отмечается: «Социалистическая революция в России по-прежнему возможна. В современных условиях она может состояться как результат национально-освободительной борьбы. Национально-освободительная революция в силу наших особенностей будет неизбежно носить антибуржуазный, антикапиталистический, антиглобалистский характер. В этих условиях российские коммунисты должны как можно быстрее освоить новое идеологическое пространство народного, пока еще стихийного “русского социализма”. Возглавить это движение, придать ему научную обоснованность, политическую целеустремленность, организованность, боевитость и силу ».

В порядке выполнения поставленной ЦК задачи освоить идеологическое пространство Русского социализма и придать ему научную обоснованность нами осенью 2007 года была подготовлена и опубликована работа «Три составляющие Русского вопроса», позднее в сокращённой и переработанной версии опубликованная на Центральном сайте КПРФ. В этой работе были выделены три ключевых аспекта Русского вопроса – 1) физическое выживание Русских как Нации в условиях фактического геноцида, 2) сохранение и удержание Русскими в своих руках коллективной собственности (прежде всего, на природные ресурсы, а также на созданные общенародным трудом в советский период промышленные, энергетические и транспортные объекты) как необходимого средства выживания и дальнейшего развития и 3) восстановление русской национальной власти и государственности. Ключевая идея работы состояла в том, что необходимым и абсолютно обязательным условием решения каждой из этих трёх задач является выход России из системы мирового рынка и отказ от капиталистической экономики максимизации прибыли в пользу плановой социалистической экономики обеспечения жизневоспроизводства.

Действительно, развитие капитализма как объективный процесс неизбежно связано с процессом укрупнения, расширения и слияния рынков сначала в пределах национальных государств, а затем – и всей Земли. Процесс этот невозможно обратить вспять или зафиксировать на каком-либо этапе, как невозможно выросший дуб загнать обратно в жёлудь. Поэтому на современном уровне развития принципиально невозможно создать капиталистическую систему, ограниченную национальными рамками. Для России это означает в условиях капитализма на его современном этапе абсолютную неизбежность «утекания» промышленного производства и сельского хозяйства в те страны, где они рентабельнее как в силу климатических особенностей, так и в силу дешевизны рабочей силы. Следовательно, при капитализме Россия (даже независимо от этнического состава её правительства и государственного аппарата) обречена на ту роль, в которой она только и может быть в силу своих географических, климатических и исторических особенностей рентабельна в рамках мировой рыночной системы разделения труда – на роль сырьедобывающего региона. С неизбежным дальнейшим приведением количества населения к количеству необходимых для обеспечения данной функции рабочих рук (от 15 до 50 миллионов) и геноцидом (в той или иной форме) остального «экономически нецелесообразного» населения. Альтернатива этому может быть только одна – выход из системы мирового рынка и из мировой системы разделения труда, что, в свою очередь, требует в качестве необходимого условия отказ от прибыли как цели, смысла и критерия эффективности производства и переориентации на обеспечение жизни, благополучия и процветания Русской Нации.

Такова в общих чертах концепция Русского социализма, которая, как уже было отмечено выше, может быть с не слишком значительными поправками адаптирована и для других народов и стран. Эта концепция действительно позволяет в случае своей реализации выйти из того коллапса, в который загоняет и уже практически загнала человечество логика и безличная механика капиталистических отношений.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

"ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ УПРАВЛЕНИЯ"

Институт: Государственного Управления и Права

Специальность: Государственное и муниципальное управление

Курсовая работа

По дисциплине: "ДПВ-7"

На тему: "Русский социализм в трудах П.Л. Лаврова"

Выполнил:

Карасева М.А.

Москва 2012

Введение

1.1 Биография

1.3 Отношение к искусству

Вывод

Список литературы

Введение

Глубокий интерес Лаврова к социализму объяснялся не только его личной дружбой с Марксом и Энгельсом, но и быстрым ростом авторитета социализма среди рабочего класса и передовой интеллигенции Европы и России. В одном из писем товарищам в 1886 г. Лавров с огромной радостью писал о том, что "повсюду, от Чикаго до Скандинавии, где организация рабочей партии возможна, перед громадным преобладанием последователей Маркса, сторонников научного социализма, совершенно исчезают разные традиционные социальные группы. в сущности все то, что имеет значение в социалистическом движении, признавая себя последователем Маркса или отрицая это, не имеет другой теоретической подкладки, как учение, завещанное великим социалистом, недавно умершим, его ученикам и последователям. Истинное, здоровое познание этого учения. в этом живая задача нашего времени. Поэтому в современной теоретической литературе социализма может иметь значение лишь труд, относящийся к развитию, уяснению этого учения, или споры относительно некоторых его пунктов".

Не без влияния социализма Лавров впоследствии пересмотрел свои некоторые старые воззрения. В добавлениях к "Историческим письмам" он, как и Маркс, отвергал мнение, что "идеи правят миром". "Без ясного понимания экономического процесса производства, обмена и распределения богатств, - писал Лавров, - историк никогда не может сделаться историком народных масс, которые преимущественно подчинены условиям экономического обеспечения". Лавров там же писал и о России, что "социальный переворот сам собою подготовляется в России, как и во всем цивилизованном мире, самими успехами капиталистического строя". Следовательно, Лавров уже признавал капиталистическое развитие России как факт.

Лавров понимал также, что "под разнообразными и пестрыми явлениями истории общею подкладкою всегда была и осталась борьба классов за экономические интересы". Он писал: "Социализм для большинства наших современников заключается именно в. неумолимой борьбе труда с капиталом, в борьбе двух экономических классов, все более резко противополагающихся друг другу, в борьбе, все растущей как по интенсивности, так и по обширности своего распространения".

Лавров пропагандировал в журналах "Вперед" и "Вестник Народной воли" идеи "Капитала" Маркса, излагал взгляды Маркса на экономическое развитие, хотя при этом не понимал исторической миссии рабочего класса как могильщика капитализма. Он воспринял мысль Маркса о том, что при социалистическом строе создадутся такие условия, при которых государственная власть начнет отмирать.

Лавров обличал классовую основу государства, указав, что буржуазное государство создано господствующими классами для охраны их интересов, "для сохранения возможности эксплуатировать и грабить народные массы". Но при этом происхождение государства Лавров ошибочно выводил из естественной потребности людей в личной и общественной безопасности. Он не различал качественно "власть" как подчинение одного класса другому и как подчинение внутри однородных классовых организаций.

Лавров считал социалистическую революцию неизбежным следствием борьбы эксплуатируемых против эксплуататоров. Но он не видел объективной основы этой борьбы - конфликта производительных сил и производственных отношений. Будучи членом I Интернационала, определив правильно характер Парижской коммуны как революции пролетарской и считая себя сторонником учения Маркса, он все же остался идеологом народничества, не понял сущности учения Маркса об истории как объективном процессе и об исторической миссии пролетариата.

Научное творчество Лаврова, в котором, основной акцент автор делал на социальной концепции, что было характерно для первых откликов на работы народников. В трудах марксистских авторов обращалось внимание на социально-экономическую природу народничества, и под данным углом зрения рассматривалась вся социально-философская концепция философов.

Однако представляется важным и актуальным, более подробно остановиться на рассмотрении субъективного метода, его роли и места в современной теории познания.

Объектом исследования являются социально-философские взгляды Лаврова.

Предметом исследования становиться субъективный метод как способ познания общественных процессов, при котором наблюдатель (субъект познания) ставит себя в положение наблюдаемого.

Источниками исследования, в первую очередь, становятся труды П.Л. Лаврова, посвященные социальным методологическим и историософским проблемам, а также эпистолярное наследие, мемуарная литература о нем его современников и последователей, исследовательские работы отечественных дореволюционных, советских и постсоветских историков философской, социальной и общественно-исторической мысли и ряда зарубежных авторов.

Цель работы заключается в том, чтобы выявить роль и значимость "Русского социализма" в трудах П.Л. Лаврова.

В связи с этим задачи могут быть сформулированы так:

выявить, обосновать и содержательно проанализировать объективно-исторический контекст социально-значимых идей Лаврова;

установить идейные источники социальных и историософских взглядов Лаврова;

определить содержательный смысл и значение субъективного метода в социальной философии Лаврова;

исследовать на основе ленинской критики принципиальное отличие народничества и марксизма по ряду актуальных социальных проблем;

Глава 1. История возникновения и формирования социалистических взглядов П.Л. Лаврова

1.1 Биография

По происхождению дворянин. Отец, Лавр Степанович, - участник Отечественной войны 1812 года, личный друг А.А. Аракчеева, полковник артиллерии в отставке. Мать (урождённая Гандвиг) - из обрусевшего шведского рода. Получил хорошее домашнее образование, с детства владел французским и немецким языками (в кругу его чтения - книги из французской библиотеки отца). В 1837 поступил в артиллерийское училище в Петербурге (1837-1842 гг.), где считался лучшим учеником М. Остроградского, академика военных наук. После окончания училища в 1842 был оставлен при нем репетитором. Самостоятельно изучал литературу по общественным наукам, в частности познакомился с произведениями социалистов-утопистов, писал стихи и проявил исключительные способности к математике и тягу к знаниям в целом, без которых "человек ничто… он наг и слаб в руках природы, он ничтожен и вреден в обществе" - Из дневника

В 1844 году, после окончания высших офицерских классов, оставлен при училище репетитором математических наук, что положило начало его военно-преподавательской карьере - в Петербургской Михайловской артиллерийской академии (с 1858 - полковник и профессор математики), в Константиновском военном училище (с 1860 наставник-наблюдатель). Во время Крымской войны находился под Нарвой, хотя, как писал в автобиографии (от третьего лица), "ни в каких военных действиях ему участвовать не случилось". В 1847 г. Лавров женился на слывшей красавицей вдове с двумя детьми, титулярной советнице А.Х. Ловейко (урождённой Капгер; немке по происхождению), что лишило его материальной поддержки со стороны отца. Необходимость содержать большую семью (у Лаврова только своих было четверо детей) и острая нехватка жалованья заставляют его писать специальные статьи для "Артиллерийского журнала" и подрабатывать репетиторством. После смерти отца (1852) и старшего брата Михаила жизнь в материальном плане становится более обеспеченной.

Лавров изучал новейшую европейскую философию, публиковал свои стихи у А.И. Герцена в сборнике "Голоса из России", участвовал в работе над "Энциклопедическим словарем", много печатался по широкому кругу вопросов: философии, социологии, истории общественной мысли, проблемам общественной нравственности, искусства, литературы, народного образования.

В 1860 году вышла в свет его первая книга "Очерки вопросов практической философии". Лавров полагал, что нравственная личность неизбежно вступает в конфликт с несправедливым обществом. Идеальным обществом по отношению к личности может быть строй, основанный на добровольном союзе свободных и нравственных людей.

В 1860-х гг. принимал деятельное участие в литературе и общественной работе и в студенческом движении, сблизился с Н.Г. Чернышевским, входил в состав первой "Земли и воли". После покушения Д.В. Каракозова на Александра II был арестован, признан виновным в "распространении вредных идей", "сочувствии и близости к людям, известным правительству своим вредным направлением" (Чернышевскому, Михайлову и профессору П.В. Павлову), и в январе 1867 приговорен к ссылке в Вологодскую губернию (Тотьма, Вологда, Кадников), где жил с 1867 по 1870. В Тотьме он познакомился с А.П. Чаплицкой, полькой по национальности, арестованной за участие в Польском восстании 1863-64, ставшей его гражданской женой (ум. в 1872).

В ссылке Лавровым было написано самое известное его произведение - "Исторические письма". В "Исторических письмах" содержался призыв к "критически мыслящим" и "энергически стремящимся к правде лично стям", прежде всего молодым, проснуться, понять задачи исторического момента, потребности народа, помочь ему осознать свою силу и вместе с ним приступить к творению истории, к борьбе против старого мира, погрязшего во лжи и несправедливости. "Исторические письма", будучи социально-политическим произведением, вышли, когда революционная интеллигенция, особенно молодежь, искала новые возможности приложения своих сил для участия в освобождении народа: надежды Н.Г. Чернышевского на народное восстание после отмены крепостного права не оправдались; "теория реализма" Д.И. Писарева с ее культом естествознания не обещала скорых результатов; заговорщическая деятельность "Народной расправы" С.Г. Нечаева была использована правительством для дискредитации "нигилистов". Поэтому в обстановке конца 1860-х - начала 1870-х гг. это произведение Лаврова стало "ударом грома", одним из идейных побудителей для практической деятельности революционных интеллигентов.

В 1870 году при помощи Г.А. Лопатина бежал в Париж, где связался с западноевропейским рабочим движением и вступил в I Интернационал. В целях организации помощи осажденной Парижской коммуне ездил в Лондон, где познакомился с К. Марксом и Ф. Энгельсом. В 1873-1877 гг. редактирует журнал "Вперёд" и одноименную двухнедельную газету (1875-1876) - органы возглавлявшегося Лавровым направления русского народничества, так называемого "лавризма". После убийства Александра II сближается с народовольцами и в 1883-1886 гг. редактирует вместе с Л.А. Тихомировым "Вестник Народной воли".

Последние годы жизни Лавров, не порывая связей с революционным движением (редактировал "Материалы для истории русского социально-революционного движения"), посвятил написанию теоретических трудов по истории человеческой мысли: "Задачи понимания истории" и "Важнейшие моменты в истории мысли". В его наследии, не до конца выявленном (известны 825 произведений, 711 писем; раскрыто около 60 псевдонимов), - статьи в русской легальной печати, политические стихотворения, в том числе широко известная "Новая песня" (текст опубликован в газете "Вперёд!", 1875, № 12 от 1 июля), получившая позднее название "Рабочая марсельеза" ("Отречёмся от старого мира…"), которую А.А. Блок называл среди "прескверных стихов, корнями вросших в русское сердце… не вырвешь иначе, как с кровью…".

Лавров умер в Париже; похоронен на кладбище Монпарнас. Его последние слова: "Зовёт… живите хорошо. Кончается… кончилась моя жизнь".

1.2 Философские взгляды Лаврова

По философским своим воззрениям Лавров был эклектиком, пытавшимся сочетать в одно учение системы Гегеля, Фейербаха, Ф. Ланге, Конта, Спенсера, Прудона, Чернышевского, Бакунина, Маркса. Основной чертой его мозаичного мировоззрения был позитивистический агностицизм. Народники в лице Лаврова сделали шаг назад от Чернышевского - от материализма в сторону позитивизма.

Как историк и социолог Лавров был идеалистом и субъективистом. Процесс исторического развития он оценивал с точки зрения субъективно выбранного нравственного идеала. Историю в конечном счете делает по своей воле образованное и нравственное меньшинство ("критически мыслящие личности"). Поэтому первая задача революционных деятелей - выработка нравственного идеала, к осуществлению которого им и надлежит стремиться в своей практической деятельности. Своему идеалу Лавров дал следующую формулировку: "Развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении, воплощение в общественных формах истины и справедливости"

Морализующий и академический характер социально-политической программы Лаврова сделал его вождем правого крыла русских революционеров 1870-х гг. Революционный подъем 1870-х гг. привел к быстрой потере Лавровым его популярности и переходу гегемонии в революционном движении к бакунизму. Призывая к единству всех социалистических направлений, Лавров стремился к включению в свою систему и элементов марксизма. Несмотря на это, социализм Лаврова носил типично народнический характер (учение об особых путях развития России, о крестьянстве как носителе социалистического идеала и т.д.). Однако связь лавристов с международным рабочим движением, их большое внимание к работе среди городских рабочих привели к тому, что лавризм сыграл некоторую роль в деле подготовки кадров для первых социал-демократических кружков в России.

1.3 Отношение к искусству

В вопросах искусства Лавров первоначально (в 1850-1860-х гг.) стоял на позиции чистого искусства. В 1870-1880-x годах Лавров стал ценить искусство с точки зрения соответствия его содержания идеалам революционной интеллигенции (статья "Два старика", 1872, - о В. Гюго и Ж. Мишле - и др.), не переставая говорить о "стройности формы". Реакционное искусство признается им не только вредным, но и не имеющим эстетической ценности. Лавров один из первых занялся изучением революционной и рабочей поэзии (статьи "Лирики тридцатых и сороковых годов" - о Гервеге, Эб. Эллиоте и др., 1877).

В 1890-х гг. Лавров становится на точку зрения отрицания искусства как самостоятельной надстройки: единственная задача, которая по его мнению останется за искусством, - это "украшение жизненных и научных потребностей". Эта динамика воззрений Лаврова на литературу дала себя знать в статьях, посвященных явлениям западноевропейской литературы (помимо упомянутых статей - ""Лаокоон" Лессинга", 1860, "Мишле и его "Колдунья"", 1863, "Г. Карлейль", 1881, "Лонгфелло" и "Шекспир в наше время", 1882), представляющих интерес и в том отношении, что в них раскрывается литературно-критический метод Лаврова. Порицая писателя за "отсутствие страстного и живого участия в интересах и вопросах современности" (статья "Лонгфелло"), Лавров преимущественно базировался на творчестве таких авторов с социальным уклоном, как В. Гюго, Г. Гервег, У. Уитмен и др., давая им не лишенные социальной и политической остроты характеристики.

Лавров был дворянином, ушедшим от своего класса и перешедшим на сторону крестьянства. Дворянское прошлое внесло в народническую идеологию Лаврова своеобразные ноты - теорию уплаты долга народу за привилегированное положение свое и своих предков.

1.4 Социалистические воззрения Л.П. Лаврова

Жизнь, деятельность и творчество Петра Ланровича Лаврова (1823-1900) неразрывно связаны с русским освободительным движением. Он посвятил ему все своп разносторонние знания, свой огромный и яркий талант. Он был непримиримым борцом против самодержавия и буржуазии. Беззаветной борьбой за дело социализма Лавров снискал себе всеобщую любовь и уважение среди революционной молодежи России, которая с большим вниманием прислушивалась к его мнению. Его знаменитые "Исторические письма", по мнению Г.В. Плеханова, имели почти такой же успех, как и самые значительные сочинения великого русского революционного демократа Н.Г. Чернышевского *. Стихотворение Лаврова "Отречемся от старого мира", напечатанное в газете "Вперед" от 1 июля 1875 г., стало революционным гимном и вдохновляло на борьбу несколько поколений русских революционеров.

Деятельность Лаврова имела не только национально-русское значение, но и оказывала влияние на развитие международного социалистического движения. Лавров был членом I Интернационала, активным участником Парижской коммуны, проницательно усмотрев в ней крупное историческое явление, "когда пролетариат впервые решился быть собою в минуту успешного восстания.", когда "рабочие-социалисты всех стран независимо от всех различий и раздоров могли признать и признали свое общее дело"

Лавров был горячим и убежденным сторонником международной солидарности социалистов. "Интернационализм всех социалистов, - писал он, - есть для новой эпохи аксиома, не требующая доказательства, и обязательная заповедь социалистического символа веры"

Отмечая международное значение деятельности Лаврова, Г.В. Плеханов на его могиле в день похорон говорил: "И если его страданий из-за убеждений достаточно для того, чтобы обеспечить ему сочувствие всех честных людей, то его служение социализму обеспечивает ему горячее сочувствие к нему социалистов всех стран"

Долгие годы Лавров помогал вождям международного пролетариата осуществлять тесную связь с русским освободительным движением. В одном из писем к Лаврову Энгельс называет его признанным представителем русской революционной эмиграции и старым другом Маркса б. Дружба с Марксом и Энгельсом оказала большое влияние на мировоззрение Лаврова. Но, признавая верность марксизма для Запада, Лавров связывал будущее России, ввиду слабой развитости в ней капитализма и отсутствия пролетариата, с крестьянской революцией. Лишь в последние годы жизни он пришел к выводу о необходимости распространения марксистского учения в России среди промышленных и сельских рабочих. Энгельс, как и Маркс, считая Лаврова своим товарищем по революционной борьбе, упрекал его за эклектизм.

Слабости и противоречия воззрений Лаврова были глубоко проанализированы В.И. Лениным. Вместе с тем революционная и пропагандистская деятельность Лаврова получила высокую оценку вождя русского пролетариата. В 1902 г.В.И. Ленин писал о блестящей плеяде революционеров 70-х годов, что они были предшественниками русской социал-демократии наравне с Герценом, Белинским и Чернышевским 6. К этой блестящей плеяде принадлежал и Лавров - "ветеран революционной теории" 7, разносторонне образованный ученый, математик и антрополог, педагог и историк, философ и социолог, литературовед и публицист.

русский социализм лавров

Глава 2. Анализ учения "Русский социализм" в трудах П.Л. Лаврова

2.1 Выработка идеала социалистической нравственности

В своем труде "Выработка идеала социалистической нравственности" П.Л. Лавров утверждает, что нравственные учения в наше время далеко не лишены объективных указаний относительно того, в каком направлении можно искать передовые личные и общественные идеалы. Развитая личность может осуществить свое достоинство лишь в общественном строе, допускающем взаимное развитие личностей на основании самой широкой критики; в строе, допускающем и даже требующем включения во всеобщую кооперацию для всеобщего развития всех личностей, обладающих одинаковым человеческим достоинством, т.е. всех людей. Развитая личность в каждую историческую минуту во имя своего развития и своего убеждения обязана направлять все свои силы на поддержку партии, стремящейся самым непосредственным образом устранить все препятствия к разностороннему развитию всех личностей и объединить возможно большую долю человечества в солидарное общежитие, не создавая препятствий к вступлению в это общежитие и остальной доле в более или менее отдаленном будущем.

Начала, объединяющие в солидарное целое большие или меньшие доли человечества, составляли самые характеристические ступени его истории.

На первых шагах общественной жизни встречаем племена, безусловно враждебные одно другому при самой тесной связи личностей каждого племени, поглощенных силою обычая, который заключал в себе в недифференцированном состоянии все то, что впоследствии обособилось как форма общежития, принудительный закон, религиозный обряд. Личный аффект, личный интерес играли ничтожную роль перед этим подавляющим элементом, изменявшим свои формы под влиянием внешних сил, но не изменявшим свою подавляющую сущность. Эти формы имели в себе много внешнего сходства с тем, что впоследствии вошло в общественный идеал социализма, но отсутствие критики, отсутствие сознательной самостоятельности личности отнимало у них всякое прогрессивное значение, и в них, как они были, отсутствовало всякое побуждение слить враждующие племена в более обширное солидарное целое.

Деятельность под влиянием сознания личных интересов, с одной стороны, разрушила силу обычной связи внутри отдельных племен; с другой стороны, во имя того же сознания эти племена, сливаясь насильственно или добровольно, образовали при удобных для этого обстоятельствах более или менее обширные национальности с историческими цивилизациями. На почве экономических потребностей определились политические формы, религиозные учения, формы художественного творчества, формы общежития, которые обособили национальности и при этом сохраняли в себе еще многие черты недифференцированной, полусознательной обычной жизни, так что строй первобытных исторических цивилизаций представляется в значительной мере еще как бы господством нового, более сложного обычая, однако обычая, который давал уже значительный простор деятельности во имя личных, семейных, сословных интересов, а потому внутри исторических национальностей вызывал непрерывную борьбу этих интересов, преимущественно на почве экономической, однако при бесспорном влиянии общественных сил, вызванных когда-то к жизни экономическими столкновениями, но участвующих уже теперь в истории как самостоятельные двигатели личностей. Насколько эти различные интересы в своем противоположении сообщили историческим национальностям менее прочности внутри, чем первобытным племенам, настолько же они отнимали у вражды между национальностями - перенесенной в этот период из предыдущего периода обычной жизни - тот острый, бессознательный характер, который борьба между группами людей сохранила из зоологического мира. Войны теперь кончались не всегда гибелью побежденной национальности, но часто приспособлением нескольких национальностей к совместной жизни, как члены одного политического целого с характером преимущественно экономической и церемониальной связи; в других случаях эти столкновения разрешались переходом национального различия в кастовое или сословное внутри одного и того же государства; при более выработанной форме - в господство объединяющего закона над народностями, сохранившими различие культурных форм. Между самостоятельными национальностями и государствами возникала экономическая зависимость и экономическая связь; устанавливались политические договоры и временные или более прочные федерации; происходили заимствования в формах культуры, техники, искусства, в области теоретических идей. Расширение сношений делало обособленную жизнь национальности все менее возможною; но на этой ступени исторической эволюции солидарное человечество, всеобщая кооперация людей для всеобщего развития была всего менее мыслима, так как жизнь каждого общества была проникнута в своей сущности конкуренцией) личных, семейных, сословных, кастовых интересов, а возникающее международное право ограничивалось перемирием между враждебными национальными государственными целыми, выжидавшими лишь удобной минуты, чтобы возобновить войну и подчинить слабейшего сильнейшему.

Тем не менее упомянутое расширение сношений вызывало неизбежно представление об объединении людей во имя универсальных начал помимо различия обычаев и национальных преданий. Так как экономическая конкуренция, лежавшая в основе всех прочих, была наименее выделима из представлений об этом различии, то и все первые попытки универсализма в человечестве имели и должны были иметь место на почве тех продуктов человеческой мысли, которые, выросши из первоначальных экономических интересов, жили теперь самостоятельною жизнью и заслоняли своими высшими формами в представлении людей основные экономические побуждения.

Люди теоретической мысли, продукта наиболее отдаленного как от своего экономического источника, так и от бессознательного подчинения обычаю и преданию, наиболее усвоили практические приемы мысли и потому естественным путем пришли ранее других к представлению об универсальной мудрости, чуждой расовых, племенных, политических и культурных разделений и заключавшей в себе, в состоянии еще недифференцированном, исключительное знание, исключительное миросозерцание и исключительную нравственность. Но именно исключительность, входившая неизбежным элементом в представление о мудреце (который мог быть и греком, и скифом), противополагавшая этого мудреца обществу и вследствие устранения его от общественной жизни долженствовавшая в будущем, как мы видели, изуродовать его идеал, - именно эта исключительность отнимала у попытки объединения человечества на этой почве всякую непосредственную будущность.

Из мира соперничествующих национальностей и государств самым непосредственным путем выросло представление о всемирном государстве. Как только критическая мысль выработала при этом понятие о безличном законе, о "писаном разуме", воплощающем в себе безусловную и бесстрастную справедливость, то подобное государство восстало пред умами как идеал универсального общежития, допускающий под эгидою преторского эдикта все разнообразие культуры, всю обширность конкуренции личных интересов, всякое развитие теоретической мысли, но идеал, прекращающий всякую вредную борьбу между личностями. При этом мыслители-юристы закрывали глаза на происхождение политических форм из экономических условий; на то, что эти формы всегда соединяли власть с экономическим господством; на то, что если они, однажды выработавшись, могли соперничать с экономическими силами и даже вызывать порою к жизни новые подобные силы, то тем не менее солидарные политические отношеиия между людьми могли установиться лишь на почве солидарности экономической; на то, наконец, что при существовании всеобщей экономической конкуренции не только всемирное, но просто обширное государство предполагало неизбежно эксплуатацию всего населения меньшинством, стоящим у кормила правления, следовательно, нечто совершенно противоположное "всеобщей кооперации для всеобщего развития". К счастью человечества, всемирное государство даже приблизительно никогда не удалось, да и не могло удаться, осуществить тем, которые к нему стремились.

Наиболее крупная попытка универсализма имела своею почвою элемент, который мог бы показаться наименее к тому способным. Ничто не разделяло так национальности в их культурных формах, как религиозные верования, которые как бы срослись с самою сущностью этой раздельности. Но так как при упражнении мысли в критике и при борьбе ее с господством разных слоев обычая наибольшее упражнение происходило в сфере теоретической мысли, а для сколько-нибудь успешной борьбы с обычаем приходилось неизбежно подрывать его освящение верованиями, то естественным путем именно религиозные верования всего скорее вошли в процесс истолкования, объяснения, улетучивания собственно религиозного элемента в пользу философского и нравственного, так что незаметными переходами эта прежняя цитадель национального обособления сделалась в разных местностях способною обратиться в учение о веровании, долженствующем охватить "и варвара, и эллина", способном сблизить японца с цейлонцем и пренебречь всякими государственными, национальными и расовыми границами. Кажущемуся успеху универсализма в этом случае помогали еще два обстоятельства. Во-первых, хотя формы религий выработались первоначально из экономических потребностей, но в своем развитии под влиянием процесса творчества и религиозного аффекта побуждения в этой сфере всего успешнее могли бороться с побуждениями элементарных интересов и с господством экономической конкуренции; поэтому основное препятствие всеобщей кооперации для всеобщего развития, вытекающее из этой конкуренции, могло быть всего скорее позабыто под влиянием религиозных побуждений. Во-вторых, религиозная мысль как самая низкая ступень теоретической мысли была наиболее доступна массам, а на ступени эволюции мысли, о которой теперь идет речь, лишь она могла сделаться почвою, объединяющею универсалистические стремления людей различного теоретического и нравственного развития. Идеал единства всех верующих в одни и те же догматы, поступающих сообразно указаниям одних и тех же нравственных заповедей и связанных между собою одною всемирною организациею церковной иерархии, был поставлен буддизмом, христианством и исламизмом как нечто долженствующее быть осуществимым.

2.2 Социалистическая нравственность

Таким образом, социалистический нравственный идеал оказывается не только не противоречивым прогрессивному нравственному идеалу, как он логически развивался в человечестве, но единственным возможным осуществлением требований для личности: беспрепятственной выработки, развития и осуществления в жизни ее достоинства; для общества: распространения возможности развития на все большее и большее число личностей и выработки общественных форм, дозволяющих всеобщую кооперацию для всеобщего развития.

Этот идеал только резче и определеннее относится к частным вопросам, представляемым в этой области нашим обществом, в том виде, как его выработала фактическая история, с многочисленными переживаниями в нем старых, привычных форм жизни и старых привычек мысли. Оно резче и определеннее не признает ни за чем, исключаемым критикою из сферы идеала развитой личности и прогрессивного общежития, права оставаться в этой сфере.

"Все стесняющее область критики есть объективное зло. Всякие привычки, противные критике, безусловно порочны. Все способствующее ей есть добро. Все разрушающее или ослабляющее твердость убеждения есть зло. Всякая привычка действовать не по убеждению порочна. Все содействующее укреплению убеждения, критически продуманного, есть добро. Все, что препятствует свободному воплощению в дело обдуманного убеждения, не стесняющего подобное же убеждение других лиц, есть зло. Всякое подчинение стеснительным для убеждения условиям, если оно не обусловлено необходимостью, порочно. Все облегчающее свободное заявление убеждений, их добросовестное состязание и осуществление в жизни есть добро" (1870) 15.

На этих элементарных истинах, доступных развитым людям всех периодов, социалистический идеал выработал более определенно и резко требования, вытекающие из логических условий существования справедливого общежития и логического анализа средств к его осуществлению.

"Легальная и обычная нравственность не суть справедливость, - провозгласили проповедники социальной революции, - Это лишь видоизменяющиеся формы, в которых при их историческом росте неполное понимание справедливости смешивается с животным побуждением хищничества, с эгоистическим расчетом сильного, с бессмысленным уважением к древнему обычаю, с тупым страхом перед таинственною традициею. Формы легальности и обычной нравственности должны были быть противоречивы, потому что этот продукт исторического прогресса постоянно изменялся по количеству и по качеству содержащихся в нем элементов под влиянием исторических событий, страстей, увлечений, заблуждений, верований, и лишь мало-помалу из него выделялся заключающийся в нем единственно нравственный элемент, элемент справедливости. Всем постоянно толкующим о несогласимых противоречиях в историческом понимании справедливости социальные революционеры отвечают: то, о чем вы говорите, не есть справедливость именно потому, что в нем есть противоречия, но в этих пестрых исторических продуктах есть один элемент непротиворечивый и гармоничный. Он - та справедливость, которую мы стараемся выделить из старых учений и осуществить в будущем строе путем социальной революции.

В этом будущем царстве справедливости только и могут осуществиться те идеалы, которые по частям, отрывочно были формулированы в прежних нравственных девизах передовых партий. Лишь в нем возможны истинная свобода, истинное равенство, истинное братство; лишь в нем осуществляется наибольшая общественная польза; лишь то, что приближает это царство справедливости, есть дело общественного спасения. В работе для осуществления этого царства - единственный исторический прогресс, единственная человечность. Все работающие для этого осуществления - братья по общему делу. Любовь к ним, любовь к человечеству, которое может быть спасено лишь путем этого осуществления, есть единственно осмысленная любовь, и она есть тот аффект, который вызывает справедливость. Именно эта любовь говорит каждому революционеру-социалисту: жертвуй всем за братьев твоих, за тех, которые с тобою трудятся для основания будущего царства справедливости, за те миллионы, которые войдут в это царство. Она же говорит: неси истину в ряды тех, которых еще не коснулась проповедь общественной справедливости, поучай незнающих, разъясняй заблуждающимся: они - возможные работники при создании будущего царства; они - возможные братья твои; во имя справедливости жертвуй всем для того, чтобы увеличить число их, И в этом случае побуждения любви совпадают с требованием справедливости. Но та же самая любовь к человечеству вызывает ненависть ко всему, что мешает осуществлению царства справедливости; та же любовь призывает человека на неумолимую, непримиримую борьбу против начал, враждебных этому осуществлению. Как она требует жертв для помощи братьям, точно так же она требует жертв для великой борьбы за высший идеал справедливости. Лишь тот умеет любить, кто умеет бороться против зла, грозящего тому, что он любит выше всего.

Основою справедливого общежития может быть лишь общий труд на всеобщую пользу. Лишь общество может служить средством воплощения справедливости, а на воплощение ее - следовательно, на благо общества - личность должна направлять все свои силы. Она может нравственно наслаждаться лишь в процессе социального прогресса. Она может развиваться лишь в развитии справедливого общежития, У нее в сфере нравственной деятельности нет ничего своего, отдельного, что она имела бы право противоположить общественному благу. Поэтому ясно понятый и нравственно развитой эгоизм перерождается в ней в страстное стремление наслаждаться высшим наслаждением труда для общественного развития; он перерождается в убеждение, что всякое личное наслаждение развитого человека непрерывно связано с этим высшим наслаждением, что все, отнятое даром у общества, отнято у собственного высшего блага.

Отсюда вытекают несколько положений специально социалистической нравственности. Позорно праздное наслаждение. Преступно пользование социальными благами без соответственного труда на пользу и на развитие общества. Преступно получение от общества хотя немногим более того, что ты заслужил своим трудом на пользу его. Но оно существует только для твоего всестороннего развития и это - одно, на что ты в нем имеешь право. С твоей же стороны все твои силы, как силы единицы, едва достаточны, чтобы поддержать и усилить процесс социального развития, который составляет твое высшее наслаждение и высший социальный долг. Поэтому ты должен отдать обществу все твои силы и довольствоваться от него лишь необходимым для твоего существования и для твоего развития. Ограничивай все личные потребности для того, чтобы большая доля твоих сил и средств приходилась в пользу твоей высшей потребности - потребности развиваться нравственно для лучшего содействия социальному развитию. Ограничивай то, что тебе необходимо взять от общества для твоего существования. Развивай в себе способность наслаждаться общим благом и отдавай себя беззаветно этому наслаждению.

Как только установлены эти начала социалистической нравственности, то все остальное вытекает из них как логическое следствие, и социалист, который не выводит этих следствий, выказывает лишь недостаток логической последовательности своей мысли.

Царство справедливости, которое мы обязаны установить, для которого не должно жалеть никаких жертв, из-за которого надо идти на неумолимую борьбу, есть царство всеобщего труда на всеобщее благо. Кто же может создать его? Лишь те, которые и теперь исполняют завет его, те, которые трудятся. Следовательно, единственное основание будущего общества есть класс рабочих; единственные братья социалиста - работники и те, которые способны понять, что лишь труд есть основание справедливого социального строя.

Враги этого строя, враги каждого социалиста - это праздные эксплуататоры чужого труда, жадные монополисты общественного богатства, монополисты наслаждений, средств развития, социальных сил. Это - все силы современного общества, которые поддерживают монополию и эксплуатацию во всех ее видах. Это - современные государства, которые мешают наступлению единственно нравственного царства, царства всеобщего труда и справедливости. Это - весь современный общественный порядок, который давит на рабочего, обогащает праздного эксплуататора, вырабатывает все формы монополии.

Итак, во имя справедливости, во имя любви к человечеству, во имя единственной логической нравственности убежденный социалист обязан работать для социальной революции, для ниспровержения всего современного политического и экономического строя путем революции, организованной в среде его братьев рабочих и осуществленной их взрывом против их врагов.

Социальная революция есть победа в войне против монополии во всех ее видах, в войне против современного социального строя во всех его отраслях. И эта война ежедневная, не жалея ни себя, ни других, - вот нравственная обязанность социалиста-революционера в настоящую эпоху, а мы только что сказали, что всякий логический социалист должен быть революционером" (1875). Таким образом, нравственные учения, выработанные человечеством в его прогрессивной эволюции, неизбежно привели путем анализа понятий о развитии, об убеждении, о справедливости и путем исследования условий осуществления этих понятий к тем требованиям перестройки общества на экономическом основании, которые составляют особенность социализма, и к той неизбежности борьбы для осуществления социалистического идеала личной деятельности и общественного строя, которая обусловливает задачу социалиста-революционера.

Нравственные вопросы неизбежно усложняются при этом вопросами техническими. Развитой и убежденный социалист-революционер стоит в разных странах пред различной постановкой своей общей задачи. Солидарный союз представителей труда, все расширяющийся и укрепляющийся в борьбе с представителями монопольной собственности, может и должен один построить то царство справедливости, которое составляет цель социализма. Это справедливо всюду. Но существующая юридическая и экономическая среда представляется подготовленною очень различно для этого переворота.

2.3 Неизбежность социальной революции

Мы видим, что социализм есть "общественная теория, имеющая в виду такую перестройку общества, которая сделала бы в нем возможною всеобщую кооперацию для всеобщего развития; сделала бы возможным постепенное распространение этой кооперации на все человечество; причем в основание теории легло сознание, что оба эти условия осуществимы лишь на экономической подкладке всеобщего труда и устранения монопольной собственности".

Эта теория, как оказывается, не придумана каким-нибудь уединенным мыслителем в глубине кабинета, но поставлена пред народами как фатальная историческая задача в процессе исторической революции, которая сперва сплотила отдельные дикие и полудикие племена в исторические национальности, потом связала эти национальности универсальными задачами, искала правильной постановки этих последних задач в мудрости мыслителей, в юридических формах государственности, в сверхъестественных созданиях религии, пока наконец люди критической мысли убедились, что эта задача разрешима лишь на почве удовлетворения экономических интересов, вне которого солидарное развитие человечества в других направлениях становится невозможным.

Доказательством необходимости решения важнейших исторических вопросов прогресса именно в этом направлении явилось сознание, что под разнообразными и пестрыми явлениями истории общею подкладкою всегда была и осталась борьба классов за экономические интересы, борьба, сперва бессознательная или полусознательная, принимавшая часто для самих борющихся вид отстаивания старого обычая или введения нового, изменения форм политической власти, борьбы за фантастические верования, за право личности развиваться, расширять свои знания, жить согласно своему убеждению, борьба за свободу слова и мысли и лишь в наше время выступившая пред мыслителями с полною определенностью противоположения интересов капитала и труда.

Эта борьба классов в наше время есть факт, пред которым невозможно закрыть глаза и для которого надо искать исхода в настоящей постановке исторического вопроса. Пока эта борьба существует, до тех пор ни одна нравственная задача личного развития, общественной солидарности, справедливого общежития не может быть даже поставлена правильно. Значительная доля сил каждой личности поглощается исключительно животною борьбою за существование, элементарною борьбою за отстаивание своего личного достоинства. Значительная доля общественных сил тратится на конкуренцию между личностями, между группами личностей. В личности атрофируются фатально элементы, скрепляющие общественную солидарность, стремление к кооперации для взаимного развития. В обществах атрофируются традиции прежних связующих начал между личностями и с трудом возникают новые начала, не имея сил развиться и укрепиться. Личное достоинство все более стремится вернуться к нравственному идеалу дикого отстоять себя и победить других в борьбе за существование, устраняя ту связующую силу царственного обычая, которая скрепляла общество первобытных дикарей. Справедливость становится иллюзией, так как в постоянной борьбе за существование, за обогащение, за сохранение своего монопольного богатства от всеобщей конкуренции человек не имеет возможности взвешивать чужое достоинство, отстаивать его от его врагов: каждая личность одного экономического класса есть для личности другого класса общественный враг, к которому ей справедливо отнестись невозможно; каждая личность того же класса есть конкурент, следовательно, личный враг, с которым солидарность немыслима, пока эта конкуренция есть фатальное условие общественного строя. Люди нравственного убеждения, люди прогресса должны направить все свои силы на прекращение этой борьбы, или их убеждение лицемерно, их понятие о прогрессе лишено смысла.

Но не составляет ли эта борьба фатальное социологическое условие, подобно тому как смерть и одряхление суть фатальные условия биологические? Это утверждают защитники современного порядка, обвиняя социалистов в вредных утопических мечтаниях.

Если она может быть устранена, то не может ли она быть постепенно уменьшена медленным изменением наличного строя общества, путем реформ изнутри его, не допуская неизбежности громадных классовых столкновений, кровавых революций или по крайней мере уменьшая их напряженность, их остроту и неизбежные при этом общественные страдания?

Этому верят и это проповедуют различные легальные реформисты, допускающие даже в наше время возможность гармонических стремлений капитала и труда, верующие в силу всеобщей подачи голосов, при которой в одну и ту же урну попадают имена избранников пролетария-рабочего и его патрона, верующие в силу размножения школ и политического образования среди населения, хронически голодающего и поглощенного вечною конкуренциею и вечною борьбою за существование.

Если современное общество в некоторых странах выработало уже такое экономическое противоположение классов, которое не позволяет надеяться на уменьшение ожесточенной борьбы и страданий, ею вызываемых, то нет ли стран и народов, для которых социальный переворот имел бы возможность совершиться при условиях менее жестких, пользуясь теми самыми формами, которые в прежнее время поддерживали солидарность между людьми на низших ступенях цивилизации, были стерты и разрушены историческою эволюцией в странах, где она чище выработала новые общественные формы, но остались еще в более или менее измененном виде там, где поток истории шел не так бурно и стремительно?

Это отрицают многие социалисты-теоретики, тогда как это утверждают другие, указывая на то, что в биологических процессах эволюции, в формах, позже появившихся, происходят ускорения процесса, сокращения некоторых фазисов его; указывая в особенности на педагогическое действие одних личностей и народов на другие, причем опыт предшественников, иногда весьма медленный и трудный, значительно сокращается во времени и в затруднениях для личностей и народов, пользующихся результатами ЭВОЛЮЦИИ, выработанными другими.

Здесь не место разбирать аргументы, выставляемые защитниками и противниками каждого из этих положений. Мое дело здесь есть только разбор нравственной обязанности убежденного социалиста ввиду современного положения вопросов, и с этой точки зрения я только и коснусь упомянутых положений.

Убежденный социалист по самому своему убеждению не может допустить, что экономическая борьба между личностями, экономическая конкуренция, есть нечто фатальное, которое можно было бы поставить в параллель с биологическими процессами одряхления и смерти. Следовательно, для него первое возражение не существует. Но это убеждение не есть в нем убеждение слепое, некритическое. Оно опирается на многочисленные данные, доставляемые психологиею личностей и историею обществ. Весь мир аффектов привязанности, ненависти, тщеславия, гордости встает пред психологом свидетелем способности человека пренебрегать своими экономическими интересами под влиянием аффекта. Вся история религиозных верований свидетельствует о возможности для личности забывать о всякой конкуренции интересов ввиду созданий религиозной фантазии. Многочисленные общины племен, оставшихся вне истории, еще более многочисленные семьи в тех случаях, когда обычай не позволил возникнуть в них экономическому раздору или когда искренняя привязанность связывала их членов в действительно гармоническую семью, наконец, встречающиеся во все периоды истории и даже в наше время истинно дружеские общения между людьми - все это доставляет яркие примеры возможности реальных общежитий, в среде которых экономическая конкуренция не существовала. При столь многочисленных исключениях социалист имеет право считать критически приобретенным результатом свое убеждение в возможности строя, в основании которого ляжет всеобщая кооперация для всеобщего развития, обусловливаемая всеобщим трудом и отсутствием монопольной собственности как двумя требованиями, устраняющими в главных ее основах эксплуатацию человека человеком и борьбу их экономических интересов.

Не вдаваясь в полемику относительно следующих двух положений, можно сказать, что нравственная обязанность социалиста при спорном состоянии вопросов заключается в том, чтобы доставить социалистическому строю общества возможно полное торжество возможно скорее и при возможно меньших страданиях для общества. Чем это торжество будет полнее, тем дальнейшее развитие человечества встретит менее препятствий. Чем оно совершится скорее, тем большее число личностей окажется в состоянии отстоять свое нравственное достоинство и участвовать в прогрессивном процессе развития. Следовательно, эти самые условия совпадают с требованием возможного уменьшения общественных страданий. Лишь взяв в соображение эту задачу уменьшения страданий в ряде поколений, приходится оценивать количество страданий, приносимых революциею одному, переживающему ее, поколению, не забывая основное положение, что развитие или даже возможность развития для общества должны быть, с нравственной точки зрения, куплены обществом, какую бы цену ни пришлось заплатить за это развитие.

Глава 3. Оценка актуальности учения "Русский социализм" в трудах П.Л. Лаврова

3.1 Актуальность учения П.Л. Лаврова

В феврале 1870 г. после трех лет ссылки при содействии Г.А. Лопатина Лавров бежал в Париж, где он вошел в круг выдающихся ученых и был принят в действительные члены Парижского антропологического общества, основанного "отцом современной антропологии" Брока, и в члены редакции журнала "Revue d"anthropologie" ("Антропологическое k обозрение"). Когда началась война Франции с Пруссией, Лавров работал в военном больничном отряде национальной гвардии, после провозглашения республики, 4 сентября 1870 г., "ораторствовал на разных митингах и собраниях" 21 и осенью 1870 г. стал членом одной из секций I Интернационала.

Героическая борьба коммунаров со дня возникновения Парижской коммуны вплоть до ее падения находилась в центре внимания Лаврова. Лично связанный дружбой с членами Интернационала - вождями Коммуны Варленом, Малоном, Шаленом, Виктором Клеманом и Шарлем Жерарденом, Лавров первый в европейской революционной печати (в бельгийском еженедельнике "Интернационал") поместил две корреспонденции от 21 и 28 марта 1871 г. о Парижской коммуне как о пролетарской революции 22 и в начале мая

г. поехал в Брюссель, затем в Лондон, чтобы содействовать организации военной помощи Коммуне. Он привез Генеральному совету Интернационала, во главе которого стоял Маркс, ту крупную денежную сумму, которая хотя и не могла быть употреблена на просимую военную поддержку, так как Париж вскоре вынужден был сдаться, но зато дала Совету возможность в продолжение долгого времени помогать многочисленным коммунарам, скрывавшимся за границей после падения Парижа.

Возвратившись в Париж в 20-х числах июля 1871 г., Лавров активно помогал укрывавшимся в Париже коммунарам, доставая им паспорта и организуя их побеги из Франции, а также содействовал восстановлению связей Генерального совета Интернационала с французскими социалистами.

После поражения Коммуны Лавров часто возвращается к вопросу о ее огромном историческом значении. В письме к Е.А. Штакеншнейдер от 10 (22) октября 1871 г. он пишет, что Коммуна явила собой новый, "яркий тип государства. Теперь этот тип был временно осуществлен. Возможность управления из работников также доказана"25. Эту мысль о Коммуне как новом типе государства Лавров воспринял, очевидно, от Маркса и развил ее в 1875 г. в статье "Парижская коммуна 1871 года" 26, а затем в 1879 г. в книге "Парижская коммуна", которую, по свидетельству В.Д. Бонч-Бруевича, "Владимир Ильич считал лучшей после "Гражданской войны во Франции" К. Маркса".

В этой книге Лаврова собран также интересный материал об огромном влиянии Коммуны на русское освободительное движение. Лавров пишет, что русское социалистическое движение 1873 и следующих годов было косвенно вызвано впечатлением, произведенным и на русские умы событиями Парижской коммуны. "Это событие наконец научило и нас, русских, многому тому, что без него осталось бы, может быть, незамеченным" 28. Для подтверждения этих мыслей Лавров приводит отрывок из приветствия, посланного Парижу 18 марта 1879 г. русскими рабочими из Одессы. В этом отрывке говорится: "Мы работаем на своей родине для той же великой цели, для достижения которой погибло в 1871 году на баррикадах Парижа столько ваших братьев, сестер, отцов, сыновей, дочерей и друзей. Мы трепетно ждем наступления той исторической минуты, когда и мы сможем ринуться в бой за нрава трудящихся, против эксплуататоров, за торжество умственной, нравственной и экономической свободы. Вы правы были, когда в 1871 году вы говорили, что сражаетесь за все человечество".

Но, несмотря на знакомство с марксизмом, на сочувствие классовой борьбе пролетариата, Лавров егпе долгое время придерживался народнических идеалов в отношении России, где, по его мнению, ввиду неразвитости капитализма и отсутствия пролетариата революционные задачи стоят иначе. Лаврову, как и большинству народников, казалось, что, пока капитализм не упрочился, единственным спасением для России является крестьянская социалистическая революция. Идея такой революции широко пропагандировалась в издававшихся Лавровым в Цюрихе и Лондоне журнале, а затем газете "Вперед", которые сыграли крупную роль в пропаганде социалистических идей в России. По воспоминаниям В.Д. Бонч-Бруевича, В.И. Ленин "очень внимательно читал в свои эмигрантские годы в Женеве толстый журнал "Вперед" Лаврова".

В этих изданиях было опубликовано много статей Лаврова о крестьянском движении в России, о студенческих волнениях, о росте русской буржуазии, статей, обличающих неустойчивость русских либералов. Эти вошедшие потом в книгу "По поводу самарского голода" (1873-1874) статьи содержали основанное на массе официальных и литературных материалов исследование положения сельского хозяйства и крестьянства, критику правительственных и земских мер против голода и податной политики царя и государственных расходов. Изобличалась вся система самодержавной власти и буржуазного строя. Лавров разоблачал также проповедников "малых дел" и требовал использования всякой легальной деятельности для революционной пропаганды социализма, которая "должна была попутно служить и оружием агитации против правительства".

Не разделяя анархистской доктрины Бакунина, его пренебрежительного отношения к действию масс, Лавров в программном заявлении "Вперед!" писал: "На первое место мы ставим положение, что перестройка русского общества должна быть совершена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа. Современный русский деятель должен. оставить. устарелое мнение, что народу могут быть навязаны революционные идеи, выработанные небольшою группою более развитого меньшинства. Будущий строй русского общества. должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые. "

Усердное "хождение в народ" в 1873-1876 гг. не дало ожидавшихся от него результатов. Все это заставило Лаврова пересмотреть свое отношение к текущей политической борьбе в России.

С весны 1880 г. вместе с Г.В. Плехановым, Н.А. Морозовым и другими он начал издание "Социально-революционной библиотеки", в которую вошли "Манифест Коммунистической партии" (в переводе Плеханова) со специальным предисловием Маркса и Энгельса, написанным по просьбе Лаврова. "Наемный труд и капитал" Маркса. "Программа работников" Лассаля, "Парижская коммуна" Лаврова. "Сущность социализма" Шеффле с примечаниями Лаврова и др.

Основанное в России в 1881 г. "Общество Красного креста Народной воли" избрало Лаврова и Веру Засулич уполномоченными своих заграничных отделов, а весной 1882 г. он получил приглашение стать одним из редакторов "Вестника Народной воли".

Лавров считал, что партия "Народной воли" "остается социалистическою, признает важность социалистической пропаганды и направляет преимущественно свои удары против русского правительства лишь как против главного препятствия распространению социалистических идей в России"32. Героизм революционеров "Народной воли", как известно, высоко ценили Маркс и Энгельс. По поводу напечатания в газете "Народная воля" предисловия к русскому изданию "Манифеста Коммунистической партии" Энгельс писал Лаврову 10 апреля 1882 г.: "Мы гордимся тем, что состоим ее сотрудниками".

Большой ошибкой Лаврова было то, что к основанной в сентябре 1883 г. в Женеве Плехановым марксистской группе "Освобождение труда", боровшейся за создание в России социал-демократической рабочей партии, он отнесся неодобрительно за ее критику взглядов "Народной воли". Приветствуя рабочие политические партии в Западной Европе, он продолжал возлагать надежды на крестьянскую революцию в России даже тогда, когда многие народовольцы в крупнейших русских рабочих центрах перешли к работе среди пролетариата.

В своей речи на Первом конгрессе II Интернационала в Париже в июле 1889 г., говоря о России, Лавров на первый план выдвигал группы и кружки, разделяющие принципы прежней организации "Народная воля",

Полагая, что им недостает "только единства и централизованной организации. Возможность создания политической рабочей партии в России он ставил под сомнение потому, что в царской России этого не допускают "юридические условия". В таком же духе он высказывался в статье "О программных вопросах" в "Летучем листке "Группы народовольцев"" №4 от 9 декабря 1895 г.: "Тем из русских социал-демократов, которые смело утверждают, что организация подобной рабочей партии возможна в нынешней России, приходится ответить только: попробуйте, и, если вам удастся, вы совершите великое дело. Но для меня это дело невозможное, предполагающее ребяческое ослепление и едва ли не полное незнание русских юридических условий. Организацию русской рабочей партии приходится создавать при условиях существования абсолютизма со всеми его прелестями. Если социал-демократам удалось бы сделать это, не организуя в то же время политического заговора против абсолютизма со всеми условиями подобного заговора, то, конечно, их политическая программа была бы надлежащей программой русских социалистов, так как освобождение рабочих силами самих рабочих совершалось бы. Но оно весьма сомнительно, если не невозможно".

В.И. Ленин подверг острой критике эту позицию Лаврова за отождествление понятия политической борьбы с понятием политического заговора. Опираясь на опыт деятельности Петербургского "Союза борьбы за освобождение рабочего класса", В.И. Ленин показал, что и в условиях царской России революционная рабочая организация может быть крупнейшим политическим фактором. "Руководя классовой борьбой пролетариата, развивая организацию и дисциплину среди рабочих, помогая им бороться за свои экономические нужды и отвоевывать у капитала одну позицию за другой, политически воспитывая рабочих и систематически, неуклонно преследуя абсолютизм, травя каждого царского башибузука, дающего почувствовать пролетариату тяжелую лапу полицейского правительства, - подобная организация была бы в одно и то же время и приспособленной к нашим условиям организацией рабочей партии и могучей революционной партией, направленной против абсолютизма".

Лавров перестал сомневаться в возможности успеха социал-демократов в России только за три года до смерти, в 1897 г., о чем свидетельствует посетивший его в это время В.Д. Бонч-Бруевич. Лавров говорил ему: "Марксистское движение в России все более и более крепнет. Я не сомневаюсь ни одной минуты, что рабочее движение у нас развивается и разовьется еще более. Вся экономика нашей страны говорит за то, что только именно это движение имеет настоящее широкое будущее. Как бы мы ни хотели и ни желали бы, чтобы крестьянские массы были все с нами, этих масс нет с нами сейчас и еще долго не будет, а вот рабочие, они уже стали социал-демократами, это их родная стихия. я считаю это долгом говорить и Вам скажу: раз Вы принадлежите к социал-демократам, Вы стоите на верном пути".

С 1870 г. и до конца своей жизни (он умер в Париже 25 января (6 февраля) 1900 г.) Лавров находился в изгнании. Но все это время он жил интересами России. В конце 1875 г. он напечатал в газете "Вперед" список социалистических газет на тринадцати языках с обозначением их адресов и стоимости абонемента на три месяца, чтобы русские революционеры, попавшие временно за границу, читали социалистическую рабочую печать. До последних дней Лавров читал рефераты и лекции в Париже в русском "Рабочем обществе", на собраниях, устраиваемых Кассой русских студентов, в "Обществе русской молодежи", на собраниях польских социалистов и в кружке русских пропагандистов социализма.

До самой смерти не прекращал Лавров и своих научных занятий. В антропологическом журнале Брока он напечатал несколько статей на французском языке.

В русских журналах были напечатаны его "Антропологические этюды", "Антропологи в Европе", "Цивилизация и дикие племена". Труды Лаврова по антропологии высоко оценивал известный антрополог академик Д.Н. Анучин.

Лавров известен и как крупный историк своими работами: "История городского и сельского устройства в Западной Европе", "Политические типы XVIII века", "Средневековый Рим и папство в эпоху Феодоры и Мароции", "Канун великих переворотов", "Эпоха появления новых народов в Европе", "Роль науки в период Возрождения и Реформации", "Обозрение истории русского революционного движения", "Народники-пропагандисты", "Парижская коммуна 1871 года", "Очерки но истории Интернационала" и др. Анализ этих трудов и их места в исторической науке - предмет специального исследования.

Человек высокой культуры, широкого кругозора, Лавров был также большим знатоком литературы и искусства. Его перу принадлежат такие работы, как ""Лаокоон" Лессинга", "Мишле и его "Колдунья"", "Два старика" (Мишле и Гюго), "Лирики тридцатых и сороковых годов" (Гервег, Эллиот и др.), "Иностранная литературная летопись" (Гюго, Золя и др.), "Томас Кар-лейль", "Шекспир в наше время", "Генри Уодсвортс Лонгфелло" и др. В своих статьях Лавров высказал глубокие суждения об искусстве и литературе и их роли в социальной и духовной жизни.

Как и революционные демократы, он стремился поставить искусство на службу обществу. Он был врагом "чистого искусства", чуждого актуальным вопросам жизни. "Лишь тот литератор, художник или ученый, - писал он, - действительно служит прогрессу, который сделал все, что мог, для приложения сил, им приобретенных, к распространению и укреплению цивилизации своего времени. "

3.2 Влияние взглядов Лаврова на будущее

Мотив правдоискательства пронизывает и творчество другого, пожалуй, наиболее популярного в последней трети прошлого века представителя русского народничества - Петра Лавровича Лаврова, о котором я уже упоминал. Причем мотив этот у него настолько отчетливо выражен, что положен им даже в основу разгадки - немало-немного, а самой тайны всех завоеваний человечества. "В решимости отдельной личности, - писал П.Л. Лавров, - бороться за то, что он считает правдой, как бы она ни была невероятна, в решимости гибнуть за свои убеждения, хранится тайна всех завоеваний человечества".

Для людей, недостаточно знакомых с острыми дискуссиями русских философов самых различных направлений начала века о "правде-истине" и "правде-справедливости", может показаться, что речь в данном случае идет не о важных философских понятиях, а скорее об упражнениях в изящной словесности, о поисках ярких, публицистически заостренных ли-литературных образов. Это - не так. И не случайно один из крупнейших отечественных философов и один из основателе" современной философии экзистенциализма Н.А. Бердяев открыл известный сборник "Вехи", бросивший в свое время вызов революционному крылу русской интеллигенции, статьей "Философская истина и интеллигентская правда, Самим своим названием (навеянным, кстати, приведенной цитатой из Михайловского) статья эта была призвана обозначить водораздел между "веховцами" и остальной частью русской интеллигенции, подавшейся, как утверждал он, соблазну Великого Инквизитора из романа Достоевского "Братья Карамазовы", который требовал отказа от истины во имя счастья людей. "С русской интеллигенцией, - писал Н.А. Бердяев, - в силу исторического ее положения случилось вот какого рода несчастье: любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине". Не отрицая известных достоинств за традиционно русским правдоискательством с его нацеленностью не на правду-истину вообще, а, прежде всего на правду-справедливость, Н.А. Бердяев в своем блестящем по форме эссе выдвигал иную систему приоритетов, утверждая, что "сейчас мы духовно нуждаемся в признании самоценности истины, в смирении перед истиной и готовности на отречение во имя ее". И именно этой духовной нужде препятствовал, по его мнению, марксизм, подвергнувшийся в России народническому перерождению, подчинивший объективную истину субъективной классовой точке зрения.

После трагического распада Советского Союза, отказа от идеологии вообще и марксисткой идеологии как официальной, в частности, возник в некотором смысле оправданный и очевидный интерес к русской религиозной и светской философии. С 1989 года в печати стали появляться издания, посвященные творчеству мыслителей. В 1995 году вышел сборник статей, посвященный проведенным "Лавровским чтениям" - научной конференции, связанной с 170-летием со дня рождения мыслителя.

Интересны работы А.И. Юдина, в которых автор затрагивает многие проблемные моменты в творческом наследии авторов, делая следующий вывод: "Поиск концепции прогресса Лавровым и Михайловским проходил на уровне философско-методологических теорий общественного развития. Поиск методологических оснований теории прогресса проходил посредством анализа и критического переосмысления ведущих философских направлений: гегелизма, марксизма, позитивизма, позитивистских социологических теорий".

Вывод

Для советской историографической традиции было характерно рассмотрение теоретической концепции Лаврова через призму материалистической методологии. Однако, кроме того для Лаврова был характерен синтез других направлений, таких как позитивизм, гуманизм и агностицизма И. Канта. Традиция, положенная мыслителем была поддержана в русской социальной философии и получила свое развитие в идеях Михайловского, Ковалевского, Кареева.

Анализируя роль и место марксизма как философского направления, Михайловский отмечал его конкретно-историческую обусловленность. Философ поддерживал плюралистический взгляд Лаврова. Критика авторами гегелевской философии и марксизма создавала возможность увидеть различия между этими направлениями философии на методологическом уровне.

Во взгляде на проблему применения субъективного метода в общественно-историческом познании Лавров отстаивали мысль о необходимости его практического применения, так как исследователь общественных процессов - это субъект познания. Согласно представлениям мыслителей, в теории познания невозможно перепрыгнуть через субъективные элементы. Путь научного познания лежит через признание субъективности, как необходимого этапа в развитии гуманитарных наук.

Однако говорить об абсолютном доминировании субъективизма мыслителя не следует. Лавров не игнорируют в качестве определяющих объективные методы социально-философских исследований. Философы четко подошли к раскрытию особенностей обществознания и обозначили в этой связи сферу применения субъективного метода. Для мыслителей это учет и понимание интересов самих людей в историософских и социологических исследованиях, а также нравственная оценка действительности. В теоретическом плане это давало возможность для практической реализации общественного идеала, поэтому сам субъективный метод раскрывается философами через теоретическое обоснование диалектики возможности, необходимости в реализации идеала. Субъективный метод являлся не просто методом познания, он выходил за рамки гносеологии и являлся требуемым и устойчивым стержнем историософской концепции социалиста.

Список литературы

1.Горев Б. Лавров и утопический социализм // "Под знаменем марксизма". - 1923. - № 6-7.

2.Фриче В. Лавров и чистое искусство // "Под знаменем марксизма". - 1923. - № 6-7.

.Козьмин Б. Ткачев и Лавров // "Воинствующий материалист". Кн.I. - М., 1924.

.Ладоха Г. Исторические и социологические воззрения П.Л. Лаврова // "Русская историческая литература в классовом освещении", т.I. - М., 1927.

.Лавров П.Л. Философия и социология: В 2 т. - М.: Мысль, 1965.

."Литературное наследие Г.В. Плеханова". Сборник I.М., 1934, стр.150.

."Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями".М., 1951, стр.269.

.Алексеева Г.Д. Народничество в России XX века: Идейная эволюция. - М., 1990.

.Арефьев М.А., Широкова E. JI. Народническая критика мифа о "религиозном характере" русского народа // Социально-философские моменты критики религии. - JI., 1984.

.Аптекман О.В. Общество "Земля и воля" 70-х годов. По личным воспоминаниям,-Пг., 1924.

.Асланов Р.А. Борьба П.Л. Лаврова с русским либерализмом /Ун-т дружбы народов им.П. Лумумбы. - М., 1981.

.Атонов В.Ф. Революционное творчество П.Л. Лаврова. - Саратов, 1984.

.Афанасьев М. Экономический гуманизм Петра Лаврова // Вопросы экономики. - 1995. - № 7. - С.111-121.

.Богданов Л.П. К оценке В.И. Лениным идеологии либерального народничества // Вопросы истории КПСС. - 1990. - №4. - С.65-78.

.Богданович А.И. Активное народничество 70-х годов.М., 1912.

.Брюлова - Шасковская Н.В. Лавров и Михайловский // Лавров П.Л. Статьи, воспоминания, материалы. - М. Д922. - С.404 419.

.Володин А. И.П.Л. Лавров теоретик // Вопросы философии. - 1966. - №6. - С.23-30.

.Володин А.И., Итенберг Б.С. Наследство П.Л. Лаврова в идейной борьбе 1920-х годов: К 170-летию со дня рождения // Отеч. история. - 1993. - № 5. - С.54-74.

.Глинский Б.Б. Революционный период русской истории (1860-1881). Исторические очерки. - СПб., 1913

.Гусев К.В.П.Л. Лавров и эсеры // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. - М., 1995. - Вып.15. - С.172-181.

.Дьяков В.А., Жигунов Е.К. Народническое направление в русскойславяноведческой историографии и П.Л. Лавров // Историографические исследования по славяноведению и балканистике. - М., 1984. - С.23-45.

.Есин Б.И. Закрытие журнала "Отечественные записки" и судьба его сотрудников после 1884г. Из истории русской журналистики. - М., 1964.

.Замалдинов Ш.Ш. Политические взгляды П.Л. Лаврова, - Куйбышев, 1984.

.Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. - М.: Правда, 1990.

.Мамедова Т. Ш.П.Л. Лавров и марксизм // Актуальные проблемы истории философии народов СССР. - М., 1981. - Вып.9.

.Юдин А.И. Принцип партийности в социологии П.Л. Лаврова // Актуальные проблемы исследования истории социалистических учений. - М., 1982.

.Юдин А.И. Проблемы исторического будущего России. Социальные идеи П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского. - Тамбов, 2004.